Аллор, спасибо! Я старалась)

Вот еще написалось кэртианство. Постканон, на 99,99% АУ. И еще тут есть перекличка с ПЛиО, но заметна она только если читатель в теме "Песни...".

В Олларии выпал первый снег. Или не первый? Робер слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даром, что все уже закончилось.
Снег похрустывал под копытами Дракко, и этот звук был чуть ли не единственным, что напоминало Проэмерадору столицы о том, что он не оглох. "Оллария вымерла, не может быть!", бросил бы он с усмешкой лет десять назад. Тогда это было смешно, но теперь, когда город действительно почти вымер, Робер гнал от себя эти мысли.
Вскоре показался нужный дом. Как ни странно, он почти не пострадал, если не считать выбитых стекол и одной закопченой стены. А еще он напоминал дом Капуль-Гизайлей, хоть и принадлежал мелким купцам. Робер провел рукой по глазам. Так и есть, показалось. После вчерашнего разговора с Арлеттой Савиньяк и бессонной ночи еще и не такое покажется. Вдова маршала Арно была вне себя. Предметом ее ненависти было содержимое розовой гайифской шкатулки, а вернее, дама, любезно приславшая пять изумрудов и три жемчужины, "дабы внести свой маленький вклад в восстановление дома безвременно почившего Первого маршала Талига".
- Это неслыханно!- Графиня ходила из угла в угол, красная как мак Эпинэ. - Осмелилась приехать! Что она себе позволяет?! В Багерлее!
Спустя некотрое время почтенная вдова наконец угомонилась, и Робер даже смог выяснить причину ее столь бурного негодования. Разумеется, он слышал о покушении на Винной улице, а имя Эмильенны Карси он не смог бы забыть, даже если бы захотел. Еще бы, ведь ей тогда желали смерти все особы прекрасного пола, с которыми он водил близкое знакомство и которые, как и полагается приличным талигойским девушкам, были влюблены в Рокэ Алву. Со временем о женщине, чуть не погубившей Ворона, забыли. А она жила себе и жила в Савиньяке под именем Эдит Лансар и родила от своего трусливого мужа восьмерых детей, за каждого из которых получала от Алвы изумруд или жемчужину. Арлетта считала это неслыханной милостью, и Робер бы даже не стал с ней спорить, потому что почти сразу выкинул бы из головы всю эту историю, если бы... Если бы эта странная женщина, теперь уже вдова, не напомнила ему Марианну и то самое покушение, вскоре после которого баронесса Капуль-Гизайль перестала быть для него самой дорогой куртизанкой Талига.
И вот теперь, уговорив графиню подождать со ссылкой в северный Надор, Багерлее, Закатом или чем-то еще, он приехал сюда. Зачем, он и сам толком не знал. Возможно потому, что готов был ехать куда угодно, лишь бы не на могилу Марианны.
"Ее здесь больше нет",говорил он себе, "она всегда была слишком живая и не имеет к гниющему под плитой телу никакого отношения."
Дверь открыли быстро. Робер хотел было произнести заготовленное приветствие, но не смог этого сделать, потому, что на пороге стояла... Лоуренсия. Длинные золотистые волосы не были заплетены и доставали до бедер, а темные зеленые глаза напоминали два лесных пруда, в каких обычно цветут лилии.
- Я уже арестована?
"Не боится. Или не показывает."
- А... Что вы, эрэа, я совсем не за этим...
- За чем же? - Она улыбнулась углом рта.
- Мама, кто это? Он за тобой?
Девочка лет шести выглянула из комнаты в конце коридора.
- Это Проэмперадор Олларии, милая, и он _ко мне_. Веди себя прилично, а лучше вообще иди спать.
- М-да, и от счастья устаешь. - Усмехнулась она, когда белобрысая головка скрылась в дверном проеме.
- К сожалению, у меня не было возможности проверить. - Вздохнул Робер.
- Печально. Может быть, выпьем вина? Кровь Изменницы вас устроит?
Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую гостиную, в которой помещались лишь диван, два кресла и столик. Почти как в малом будуаре Катари. В приоткрытое окно залетали снежинки и одна из них упала в бокал Робера.
- Как вам букет? По легенде это вино появилось, когда какой-то герцог Кэналлоа убил свою неверную жену, и ее кровь попала в бочку с Черной Кровью. Или с Проклятой, я не помню.
- Это он вам рассказал?
- Да. - Она слегка помрачнела.
- Простите, я не должен был об этом напоминать.
- Нет, почему же, ведь за этим вы и пришли - чтобы напомнить. И поведать, какие чувства к моей скромной персоне испытывает самая добродетельная вдова Талига.
- Вы так говорите, как будто вам нечего терять. - Робер ожидал чего угодно, но только не этого. И он слишком устал, чтобы злиться.
- А мне нечего. У моего покойного мужа много родственников, так что о детях есть кому позаботиться, а я... я всего лишь небогатая провинциалка. - Она улыбнулась. - Моя жизнь недорого стоит.
"Птичница", подумал Робер. "Марианна всегда называла себя птичницей".
- Эрэа,я ничего подобного не имел в виду.
Она кивнула.
- Так чего же вы хотите?
- Я думал отправить вас в Эпинэ, но перед этим ...хотел на вас посмотреть.
- И узнать, не пью ли я кровь младенцев?
Он промолчал. Не рассказывать же о Марианне.
- Вы молчите, но уже так много сказали о предательстве. Хотя я не поднимала восстаний и не помогала никому узурпировать трон.
- Вы могли стать королевой.
- Да, могла. - Она закусила губу. - Но после всего того, что случилось потом, я жалею лишь, что он не смог получить...подарок. Но тут уж я сама виновата. Мужчины дома Алва или живут в свое удовольствие, или героически погибают. Рассчитывать на то, что наш Первый маршал окажется в затруднительном положении было довольно глупо. Хотя что мне еще оставалось? Только ждать подходящего момента и припасти подходящее вино. Это тот случай, когда для мести не надо делать ничего.
Робер хотел было возмутиться, но почему-то вспомнил о Килеане-ур-Ломбахе, первом и настоящем. Он был совершенно непохож на Ворона, можно даже сказать, был его антиподом, но все же...
Эмильенна же истолковала его молчание по-своему.
- Да, я не жалею ни о чем и честно об этом говорю. И я не могу понять, чем вы лучше меня.
- Наверное, тем, что не покушался на жизнь Рокэ Алвы. - Честно признался он.
- Вот и я тоже так думаю.
Робер не ответил, вновь погрузившись в размышления о тщете всего сущего и особенно своей жизни.
- Я просто хотел, чтобы на престоле сидел Альдо. - Выдал он, хоть и понимал, что все это звучит довольно глупо. - Законный король и друг, как мне тогда казалось. Потом я хотел, чтобы в этом гадючнике стало чуть больше справедливости, чтобы страна жила в мире и спокойствии. А в итоге вышло так, что я предал всех, кто не умер.
Матильда только осталась, но что ей до него?
- Вам нужно было сесть на трон. - Тихо сказала Эмильенна. Ее темные зеленые глаза больше не смотрели зло. - Пока вы могли это сделать.
-На троне должен сидеть король. Я не похож.
- Когда появляется возможность, нужно воспользоваться ею. Иначе, - она слегка замялась, -умрешь. Третьего не дано.
- Порой мне кажется, что я и вправду умер.
"А мог ведь спокойно жить, жениться, завести детей..."
- Мне тоже.
- Тогда думалось, что по-другому нельзя. Каждый раз думается, что по-другому нельзя. Тут даже холтийцы не помогут.
-Ммм?
- Холтийцы. Они верят, что после смерти можно снова родиться в другом теле, а то и в другом мире, и начать все сначала.
- Прекрасная вера.- Она подбросила поленьев в очаг. - Но вы правы. Если каждый раз все забывать, то и на грабли каждый раз будешь наступать одни и те же. Или похожие. Это в нашей деревне так любят говорить, про грабли. Ой, кажется, вы засыпаете.
- Что? - Робер убрал упавшие на глаза волосы. Решение пришло как-то само собой, и его почти не удивила легкость, с которой он его принял. Его уже давно трудно было удивить. - Нет, просто задумался. Вы ведь потратили почти все деньги, приехав сюда. И ваша деревня...
- Почти не пострадала.
- Но есть там сейчас нечего. И родственники по вам все же не скучают.
Она кивнула.
- По мне тоже никто не скучает. Но у меня есть разоренная Эпинэ и желание начать все сначала. Сейчас, пока мы помним, что надо исправлять и на что не надо наступать.
- Вы не боитесь?
Робер поднял бровь.
- Их восемь. - Сказала она тоном, каким обычно рассказывают о скелетах в шкафах, но ее зеленые глаза смеялись. - Бывает, что они сильно шумят. А средняя дочь хочет учиться фехтованию.

Ну, если если замечать только то, что хочется...

Стараюсь) Хотя порой и кажется, что "держаться нету больше сил"))
Маленький.

А не надо ничего просчитывать, достаточно не лезть туда, куда не звали. Если Люся предпочла никому не рассказывать, значит, не надо. Это её семья.

Выходит, я мутант, раз понимала. Спасибо, что просветили.

А я не категорически. Но в данном случае речь не о Евдокии, а об Оли, которая сделала хуже, чем было.

Не надо говрить за всех. Для меня не меркнет.
Да вот проблема-то как раз в том, что она так "заигрывается" с незавидным постоянством. И не замечает она этого как раз из-за того, что ей на других людей просто пофиг. Они для неё либо поклонники, либо 33-й сорт, что, кстати, не мешает ей проехаться и по тем, и по другим. И да, в таких случаях потребен именно хирург.
Кому хочется? В отдельно взятом рассказе хотелось только Оле. Те, с кем организовывала встречи Евдокия, тоже, видимо не хотели. Или вы вслед за Олей тоже не считаете их за людей?
Я написала не "за то", а "только за то". То есть больше ни за что. Сами по себе они не представляли для неё интереса. Как видите, всего одно слово кардинально меняет смысл. Не надо слова выбрасывать) Не любить, значит, правомерно? Ну спасибо "Наш суд - самый гуманный суд в мире!"
А Евдокию я не люблю. И не не люблю. И на педагогические подходы мне пофиг, педагогика для меня, слава добрым богам всем племён и народов, закончилась. Я просто считаю, что вот эта вот отдельно взятая тётка была на своём месте.
Нет, с этой стороны заходить лучше не надо, потому что наблюдения у всех разные. И отношения к наблюдаемому тоже разное. Мне бы вот, например, только природная сдержанность(и вежливость , и скромность) помешала бы дать такой вот Оленьке по морде.

Э, нет, так не пойдёт. Когда виноваты все-не виноват никто. А раз никто, так и ответственности нести не надо. Или ответственность коллективная(=таки опять ничья), что действительности не соответствует. Потому как последствия бестактности Оли и Евдокии существенно отличаются. К чему привела бестактность Евдокии? К тому, что Оле приходилось постоянно отбояриваться от общественной работы (довольно частое явление, я тоже отбояривалась) и к тому, что ей, Оле, периодически напоминали, что она не пуп земли. Да, неприятно, но не ужас-ужас-ужас, а кое-что даже и полезно, имхо. К чему привела бестактность Оли(которая эгоцентризм)? К тому, что Люсе и Люсиной семье не перемыли косточки только ленивые. К тому, что Люсина мать(которая только-только начала подавать признаки выздоровления) обо всём узнала, а Люсин отец остался в семье. И вот так они стали жить, да. Друг друга мучая и зная, что к ним "залезла в постль" туева хуча народу. Именины сердца, блин. Ну и да, Олина мать сошла с ума, а до Олиного отца наконец дошло, что дочь любила их с женой только за то, что они восхищались её талантом.


Так что не надо про "все хороши".

А что беспозитивный, так ничего не поделаешь. Страусиный метод, он не всегда помогает.

Оправдывать виноватого - это утверждать либо, что он ничего не сделал, либо, что то, что он совершил, это нормально. Довольно часто такой подход приводит к плачевным последствиям. Для потерпевшей стороны и для окружающих.



О проблеме рассказано достаточно подробно, но я не стала цитировать всё, наивно надеясь, что перед тем, как текст ругать, его хотя бы перечитали. Дело там было вот в чём. Сначала Люся и Оля дружили. Вернее, дружила Люся, а Оле нравилось, что кто-то восхищается её талантом. Какое-то время обеих это устраивало, но однажды в худлжественной школе была организована встреча с известным художником, чей талант Люся тоже очень ценила(она и рисовала, кстати, только Оле это было не интересно). Оля не нашла для неё места в зале. Просто забыла. О единственной подруге. Понятное дело, Люся обиделась. Однако, это тоже ещё не всё. Люсина мать была тяжело больна, и её муж(Люсин отец), подыскал себе другую. Об этом не знал никто, кроме Люси. Она сильно по этому поводу переживала и как-то поделилась этим с Олей. Потом, от переживаний и от того, что нужно было ухаживать за матерью, она стала получать двойки. На одном из собраний Евдокия обратила на этот вопрос внимание, и Оля решила заступиться за Люсю. Но таким неизящным образом, что лучше бы она этого не делала: Люсина семейная драма стала достоянием общественности. Не только весь класс узнал, но и соседи, да... Люся это благодеяние не оценила и сказала, что такая защита ей не нужна. А Евдокия, поняв, в чём дело, сделала её старостой, что Оле тоже сильно не понравилось.


Подробнее написано в самом рассказе, он маленький и легко находится с помощью Яндекса.

Так она же и училась вроде? Или речь о какой-то специализированной общеобразовательной школе? Мне кажется, что достаточно классной руководительницы-пофигистки То есть достаточно для того, чтобы по минимуму заниматься общественной работой. А для того, чтобы она вела себя как нормальный человек... Фиг знает, что надо.


На горло какой песне нужно наступить, чтобы не сделать вот это?



На горло какой песне она бы наступила, если бы не убежала? Оба события не имеют никакого отношения к её таланту и творчеству, и чтобы не делать того, что она сделала, не нужно бросать художественную школу или погружаться в общественную работу. Достаточно помнить, что кроме неё в мире живёт ещё кто-то.

Это к чему? К тому, что либо талант, либо служебное рвение? Возможно. Служебное рвение=сволочизм? Бывает и часто. Но проблема в том, что сволочизм, к сожалению, может выражаться не только в этом. Вот та же Оля не "делала карьеру" любимчика и общественной работой не занималась, но лучше она от этого не стала. Ведь для того, чтобы не делать чужие семейные проблемы достоянием общественности и не плевать на собственных родителей, надо просто не быть моральным уродом. А наличие/отсутствие талантов и погружённость/непогружённость в общественную жизнь роли не играет. Евдокия да, думала, что роль играет общественная жизнь. Но ошиблась она или нет, по мнению Алексина, мы не знаем. Вот если бы нам показали Олю, занимающейся общественной работой, это было бы понятно, а так - нет, у нас тут речь только о талантах.



Там в классе человек тридцать, а то и больше. Есть любимчики, да, но их, я думаю, всё же меньше половины. А что с остальными, она их всячески гнобила и постоянно ругалась?

Хуже, это ещё и кроссовер. Ты рыжего не узнала?


А мне нра, что тебе нра.

Как обычно, пишу то, о чём хотела бы прочитать. К сожалению, фанфики по Кэртиане в основном про Алву, Придда, Дика и Савиньяка... То есть у меня тоже тут Дик есть, но смысл не в нём

Спасибо! Рада, что это кому-то понравилось))

И про Дикушу.

За порогом Дик все же обернулся, хоть это и было слабостью. Алвы у огня больше не было, не было и огня, не было вообще ничего.
— Выше голову, Надорэа, — прикрикнул сюзерен, — ты Повелитель Скал или спрут без чести и костей? Мы отправимся в Гальтары и возьмем то, что принадлежит нам по праву! Когда настанет время, я сам поведу свои армии в сердце анаксии!
Сюзерен знакомо улыбнулся и вдруг смахнул навернувшуюся слезу.



...А потом он исчез. Исчезло вообще всё, и перед Диком снова появилась Дорога Королев. Проход немного расширился и шёл под уклон. Со стен больше не капало, снизу тянуло жаром, и на какое-то мгновение Дику даже показалось, что он в Багерлее. В той самой камере, где, по словам Робера, держали Алву. Но наваждение быстро развеялось: в знаменитой тюрьме были звуки, а здесь их не было. В вязкой темноте тонуло всё, даже шорох шагов.
-Эр Рокэ!
Эха тоже не было. Только тьма и камень, камень и тьма, и неизвестность. Что ж, потомка святого Алана этим не испугаешь!
Словно в ответ на его мысли коридор вильнул вправо и ещё сильнее накренился, и в конце тоннеля показался свет. Он был тусклым и слегка мерцающим, но всё-таки настоящим. Только настоящий огонь может так греть. Дик поймал себя на мысли, что это ему совсем не нравится. Предчувствия, как им и положено, не обманули, и вскоре ход закончился красивыми, но прочными коваными воротами. Повелитель Скал выругался как извозчик, но замер на полуслове, стоило ему подойти поближе. За воротами тоннель разветвлялся на три части, и Дик вдруг понял, что ни по одному из этих путей идти не хочет. Помимо усилившегося жара с той стороны шёл...страх. Тот самый "первобытный ужас", о котором он слышал ещё в Лаик. Дикон отпрянул и глубоко вздохнул. Что ж, всегда можно повернуть назад. Он не заметил, как сказал это вслух, и незнамо откуда взявшееся эхо повторило его слова, изменив голос до неузнаваемости. Или это не эхо.
-Всегда можно повернуть назад...
-Хм, я бы так не сказала.— Катари. Святой Алан, Катари!— Мёртвое не сделать живым.
— Он ещё не умер.
Голоса звучат совсем рядом, за поворотом, но...но туда не подняться. Пол вдруг стал скользкимкак ледовый коток. Дикона прижало к воротам.
- Не умер. Ещё.
Ворота открылись внутрь, но Повелитель Скал как-то успел уцепиться за створку и не оказаться на той стороне. Тварь закатная! Катари-закатная тварь. А он переживал, что она просто шлюха...
— Ты так хочешь его убить?
Кто это, кто с ней говорит, Леворукий побери?! Леворукий? Леворукий... Ну правильно, она - закатная тварь, он - Повелитель Кошек, а это-гальтарский лабиринт. Всё сходится...Кроме того, что это исчадие Заката его защищает.
-Он убил себя сам. И не только себя.
-Из-за меня погибло больше.
-Это было давно. И не здесь.
-Но тем не менее.
Она фыркнула как кошка.
-Слишком много разговоров об одном клятвопреступнике. Тебе не кажется?
Именно таким тоном бывшая королева выпроваживала его из будуара, когда он...пришёл её убивать. Нет, он хотел как лучше, а она...она сама!
-Клятвы...Их так легко дать и так тяжело сдержать. - Она не ответила,и он продолжил.- Но ты права. Пока мы тут разговариваем, все твари сбегутся, никакой Зверь не поможет.
Ворота скрипнули и закрылись. Что ж, это уже маленькая победа!
- Он хорошо держится.
-Да уж получше его сюзерена. - Катари улыбнулась и на мгновение стала похожа на оскалившуюся рысь. Почему-то Дик знал это, хотя так никого и не видел.
— Может быть, всё же стоит дать ему шанс?
Катари(или не Катари?) молчала, а в лабиринте послышалось какое-то шевеление.
- Совсем недавно мы списали со счетов целый город. Совсем недавно по вине этого юноши погиб Надор.
-Верно. И я думаю, на этом нужно остановиться.
- Кому?
- Для начала нам. Не стоит помогать раттонам.
- Он им помог гораздо больше. - Катари сложила руки в замок и сделала несколько шагов. Запахло лилиями. - А на нас-тебе, мне, спутниках погибших богов-держится этот мир.
- Он держится на людях. А их становится всё меньше.
Сейчас было совсем не до этого, но Дик отметил, что Чужой скорее рыжий, чем золотоволосый.
- Чума-такая болезнь, что нужно спасать здоровых. А больные...ну, все умирают.
- Кого-то можно вылечить.
- Ты считаешь, что он и есть этот кто-то?
- Почему бы и нет? Он сильный.
- Сильные не убивают слабых.
- Вот и не убивай.
Она хмыкнула и не ответила.
- Я смогу! - Дик с удивлением узнал собственный голос. - Я смогу, я сильный! Мне все лгали!
- Ну вот. - Закатная тварь в облике Катари развела руками. - Опять виноваты все, кроме него.
Как, ну как объяснить, что всё не так? То есть всё так, но это правда! Все играли с ним, как с куклой...
— ...а ты и позволял.
- Позволял... Да, позволял.
- Ну как, уже лучше? - Повелитель Кошек усмехнулся.
- Лучше.
- Он похож на своего предка.
- Алана? Наверное.
- У него взгляд похож.
- Взгляд, говоришь...- "Катари" помолчала. - Дай-ка, я посмотрю, что у тебя там за взгляд, малыш.
Он увидел её глаза, глаза Катари, вдруг ставшие бездонно-синими. Дикон тонул в них, как в море, о котором так часто поют кэналлийцы. И в этом море отражались лица: Айрис, Наль, Дейдре и Эдит, мать, какие-то незнакомые люди на улицах Олларии, Удо Борн, Катари, икона Октавии, эр Рокэ... Все они тянули ко дну, в глубины, из кторых не поднимутся даже Спруты. Это было больно, это было невыносимо.
Свтой Алан,святой Онорэ, святая Октавия!
- Они умерли, Ричард Окделл. Ты опоздал.
- Святые не умирают.
Молчание. Улыбка Леворукого. "Катари" вздохнула.
- Я не могу зайти в Олларию, ты можешь.

Кодовое название: "Наша служба и опасна и трудна"
В главных ролях: две фульги и одна типа найери.
В эпизодах: Робер Эпинэ и Мэллит.
Место действия: Агарис, плавно перетекающий в Алат.
Рейтинг: зависит от ваших нервов и знания канона.
Предупреждение: Рокэ Алвы, Дика Окделла, Валентина Придда и Арно Савиньяка нет!
Тощий "франимский торговец" завернул за угол и утонул в вечном тумане вечно серого Агариса. Нахлобучив шляпу так, чтобы почти скрыть лицо, "он" был уверен, что на "него" никто не смотрит. Наивная девочка... Мэллит, так, кажется, её зовут.
Если бы случайный прохожий вдруг посмотрел на крышу ратуши, он бы очень удивился, потому что на том месте, где положено стоять старой каменной скульптуре, было мокрое тёмное пятно. Но было раннее утро и прохожих почти не оказалось, да и тем немногим, кто выбрался в это время на улицу, и в голову не приходило рассматривать старую крышу.
Серая каменная горгулья постепенно приняла человеческие очертания и отряхнула красивое зелёное платье. Никаких крошек не было, но для женщины, похожей на найери, отряхивание давно уже стало чем-то вроде ритуала, подтверждающего, что она до сих пор жива. В какой-то степени. Потом пришёл черёд волос: поудобнее устроившись на крыше, женщина медленно, "со смаком", расплела тяжёлые косы и ненадолго прикрыла глаза. Слабый ветер едва колыхал светлые локоны, но по сравнению с каменным пленом это было блаженство.
Найери, а она уже много лет как считалась найери, вздохнула полной грудью. Она знала, что больше не вернётся на крышу. Сегодня Робер Эпинэ, ставший "пажом" "франимский торговец" и человек, выдающий себя за короля, покинут Агарис, и она уйдёт вслед за ними. Проводит до алатской границы, а оттуда отправится в Олларию. Женщина снова вздохнула и стала перебирать волосы. За то время, что провёл в Агарисе Эпинэ, она успела к нему привязаться, но только сейчас заметила, насколько сильно. Впервые за свою жизнь она готова была бросить всё и сделать то, что хочется. И что нельзя.
Найери сжала кулаки. Ну почему, почему из всех стран он едет именно в Алат?! На самом деле, она прекрасно это знала, но лучше не становилось. Ещё Мэллит эта... живёт в снах и не понимает, что её прекрасный принц - ненастоящий, а счастье-вот оно, рядом. Она прервала себя, слишком уж знакомая ситуация... Что ж, остаётся только желать им счастья и присматривать, пока есть возможность.
***
- Вон он, вон! Собирается! - Молоденькая алатка подобрала цветастое платье и, треща ветками, забралась в кусты.
- Тихо ты, чего кричишь?
Девушка, в которой любой обитатель Сакаци узнал бы Вицу, нахмурилась.
- Ну это же он, да?
- Да, это Робер Эпинэ.
- Так он же нас не слышит! И никто не слышит! - Она казалась сконфуженной, но в чёрных глазах плясали весёлые искорки.
- Вот он-то как раз и может услышать. Он же Повелитель Молний, а не Ферек какой-нибудь.
- Но и мы тоже, - младшая алатка хитро подмигнула, - не кто-нибудь.
Она ещё не привыкла к тому, что стала фульгой.
- Ага, и собираемся его спасти, а не на Золотой Ночке плясать. - Старшая спутница Астрапа прищурилась. - Так что давай без глупостей, ладно?
-Ладно...- Девушка печально посмотрела в сторону праздничных костров.Алаты остаются алатами даже после смерти. - Хорошо, хоть стервь эта от него отвязалась.
-Какая ещё стервь?- "Вица" не любила, когда её отвлекали от размышлений.
- Ну та, из Агариса которая. Найери.
- Она не найери.
- А кто?
- Говорят, что выходец.
- Да ты что?! То-то она мне не понравилась. У-у, мармалюца!
- Ты тише, ещё накличешь. Как будто нам кобылы мало и этой, как её там, ну ты поняла.
- Поняла...- Бывшая алатка вдруг стала очень серьёзной. - А как она это, ну, найери стала,а?
- Кто её знает... Меня там не было, я не видела, но найери поговаривают, что это месть.
-Чья?-Совсем тихо.
- Ну, кто выходцами повелевает?
- Ты про...
-Ага. Эта девушка, вроде как, при жизни была на найери похожа, ну и...
- И её за это в выходцы, да?
- Нет. Чего она выходцем стала, это я не знаю, но вот что её из-за внешности найери сделали - точно. На кобыле к ним приехала, на той самой. И попробуй прогони её.
- Вот стервь-то!
- Ты свечку, что ли, держала, знаешь, что там и как было? Нет? Вот и не сплетничай.
- Да я не про девку, а про...
- Тем более. Для мести, даже самой бабской, могут быть причины. Да и давно это было.
- А чего ж она сюда-то не пришла?
-Откуда я знаю? Может, ей велено остаться в Агарисе?
- Нет, она в Олларию пошла, я сама видела!
-Ну, не знаю тогда. Может, ей нельзя появляться здесь. - Старшая фульга тряхнула тёмной чёлкой. - Ладно, хватит дурью маяться, пора мне.
- Не пора же ещё. Видишь, гици разговаривает?
- Кто?
- Гици. Эр по-вашему.
- По-нашему... Ох уж эти гицы, вицы, мэллицы! Язык сломаешь.
- Красивый у нас язык. А ты сама-то откуда?
- Из Дриксен. Ты была там когда-нибудь?
- Нет. Там холодно?
- Холодно? -Девушка мечтательно улыбнулась. - Да нет, это тут жарко.
- Не скажи!
- Не скажу... Знаешь, там в одном городе, Кёнигсхафен называется, есть Западная улица. В том её конце, что близко от порта, стоит дом с флюгером в виде чайки. Возле этого дома небольшой сад, а в глубине его есть клумба с белыми астрами. Это я их сажаю, каждый год.
- Ты...раньше жила в этом доме?
Она кивнула.
-Для меня это важно, очень. Ну чего нос повесила? Это я так говорю.
- Ты говоришь из-за кобылы и этой...
- Не называй её по имени. И иди танцуй.
- Ты одна не справишься.
- Сегодня Дикая Охота. Не справлюсь-помогут. Ну чего? Пускай найери плачут, они - вода, а мы-пламя. Иди танцуй. Лайэ Астрапэ!
Высокая стройная фигура вышла из кустов и растворилась в темноте.

Хм, вот тут уже вопрос восприятия. Да и зачем обязательно быть любимым учеником? Можно же просто не конфликтовать. Такую ситуацию вполне могу представить.

А Евдокии, по-моему, не нравилось, когда всякую мерзость, если речь идёт о талантливом человеке, выдают за "сложность".





Ну а Алексину, судя по всему, так не казалось. С этим можно не соглашаться, но зачем переиначивать и приписывать автору и персонажу то, что ни тот, ни другой не говорил?

Обожэмой. Где там "талант хуже просто хорошего человека"? Ну где, а? Там "сволочной талант хуже просто хорошего человека". А не сволочной - не хуже.

Ничего не могу сказать по этому поводу. Никогда не интересовалась соционикой и в данный момент вникать в это дело не планирую.

А я не понимаю. Потому что они могут как идиоты бегать по окрестностям(а среди других детей тоже есть домашние, ага), а она будет себе спокойненько дома чай пить.



Я и не говорю, что она считает его героем и что ей есть дело до мнения Евдокии. По-моему, ей просто захотелось выделиться. Она могла подумать что-то типа:" Да я щас всех её "героев" за пояс заткну!"



Ну увы и ах. Разные ситуации бывают. И разные дети, и школы, и семьи. Я имела в виду, что если ребёнок что-то не усвоил, не факт, что виноват именно учитель.



Ну, значит, именно косяк автора, а не Евдокии.(Я от таких мероприятий всегда отлынивала, поэтому точно не знала, как оно должно происходить)



Почему? Вы так истолковали эту фразу? Но ведь из неё это не следует. Там, по-моему, единственное, что можно вывести, это что "талант человечности" важнее всех остальных талантов и что он должен быть у каждого хомо сапиенса. И у художников тоже. О хорошести/плохости художника именно как художника там речь не идёт. Для Евдокии это не имеет значения. И да, если бы у неё в классе учился Леонардо да Винчи и если бы он вёл себя, по её мнению, как сволочь, она бы до него это донесла. Вне зависимости о того, на каком этапе у него "Мона Лиза".

Почему носорог? Ей что, тоже надо было на всё забить и не искать? И что такого страшного в том, что Евдокия пришла к ним домой? Был ведь и такой вариант, что Оля тупо сбежала из похода, в который не хотела идти.

Ну да, в первую очередь подумала о том, чтобы ей было нескучно и чтобы добраться первой.

Это я понимаю, но, по-моему, в данном случае одно другому не мешает. И круг не тот, и этические проблемы есть. Да, Олю никто не заставляет дружить с той же Люсей, но вот делать так, чтобы весь класс узнал о её семейных проблемах, не здорово, мягко говоря. Тут Евдокия вообще ни при чём. И сбегать её тоже не Евдокия сподвигла и не "не тот" коллектив. Не надо мешать одно с другим.

А это рассказ julia_monday.

- Как пожелаете, господин инголемо*, - покачал головой капитан. - Только на дорогах неспокойно. Ограбят, а то и убьют. А сопровождения я вам дать не могу - все заняты.

- Кто ограбит? Черные? - со страхом, но и с любопытством спросил Дунэндиль. Пронзительные вопли над Городом он не забудет до смертного одра... но посмотреть на морэдайн было очень интересно - зря он, что ли, специализировался на Нуменоре времен последних Королей? Интересно, какие они? Впрочем, он ведь к одной из них и едет...

- Нет. Мужчин здесь не осталось. Кто не погиб с оружием в руках - бежали на юг или восток. В плен они не сдаются. А на дорогах - рабы. Бывшие.

- Рабы? Но разве они враждуют с Гондором? Мы же их освободили!

- Да не с Гондором они воюют, а пропитание себе добывают. Как могут. Раньше их хозяева заставляли трудиться - но и кормили. А теперь ведь не то. Никто с хлыстом не стоит - но никто и не кормит. Вот и добывают пропитание - как от бывших хозяев научились. Не все, конечно, много тех, кто теперь работает для себя. Но разбойников хватает. Мы стараемся их обуздать, но не всегда успеваем.

Дунэндиль несколько минут молчал. Любопытство и уверенность, что уж с ним-то никогда ничего плохого не случится, победили.

- Нет, я еду. Не хочу задерживаться.

- Задержал бы я вас, господин Дунэндиль, для вашего же спокойствия. Но свобода - она на то и свобода, чтобы можно было свободно и голову сложить. Это вон... Великий Тар-Майрон до такой степени желал порядка, что никому продохнуть не давал. А мы никого не принуждаем, даже для его блага.

Подивившись про себя, какие, оказывается, философы служат в гондорской армии - хоть сейчас на диспут посылай на городскую площадь, Дунэндиль распрощался с капитаном и отправился в конюшню. Цель его путешествия была совсем близка...

Сначала он пугался любого шороха на темной проселочной дороге - эстель доверяй, а сам не зевай - но потом успокоился. Никто не выскакивал из темных кустов, не грозил кинжалом, не требовал отдать кошелек и ценные свитки, которые молодой лормастер вез с собой, и Дунэндиль успокоился. Мерный шаг лошади убаюкивал и он погрузился в полусон-полувоспоминания.

С детства Дунэндиль был заворожен историей своей прародины - великого Нумэнора, Дарованной Земли-под-Звездой. Он читал все истории и легенды, до которых мог дотянуться, где говорилось об истории Острова. И с детства же его мучил вопрос: почему? Почему получилось так, что злейшие враги проклятого Моргота стали приносить ему кровавые жертвы? Почему потомок Берена Славного, Лутиэн Пресветлой и Эарендиля Ясного восстал на Западных Владык? Почему Эленна погибла так страшно? Он искал ответы в книгах - и не находил, он спрашивал у отца и его ученых друзей - и никто не смог ответить. Ссылались на человеческую природу, на Искажение Моргота - но все это были лишь общие слова, а не четкий и ясный ответ. Дунэндиль пытался найти ответ и в древнем языке нуменорцев - адунайском. По традиции его семья хорошо знала этот язык и даже все имена детям давались сначала на адунайском, а потом уж переводились на синдарин, как было в обычае у гондорской знати. Предки Дунэндиля пытались сохранить чистый адунайский язык, не смешивая его с вульгарным потомком - вестроном. Но многое забывалось и терялось в бурной истории Средиземья. Людская память - не эльфийская, каждое поколение меняло и искажало древнюю речь. Можно было бы изучать его по книгам - да слишком много их погибло, в войнах с орками, вастаками, харадцами, в страшной Распре Родичей. Да еще и предубеждение, мол, адунайский - речь врагов, предателей, Черных Нуменорцев. Сколько Дунэндиль (или Адуназир) доказывал собеседникам - не в языке дело, древний людской язык, если верить эльфийским мудрецам, близок к языку самих Валар (оттого и звучит неприятнее красивой эльфийской речи) - да разве можно переубедить тех, кто не хочет слушать? Уже и на него стали смотреть косо - мол, кто речь предательскую учит да про предателей истории ищет, тот и сам - предатель. Всего пять лет назад (Дунэндиль еще подростком был) отгремела страшная Война Кольца, воспоминания были слишком свежи. Дунэндиль уже даже немного в себе засомневался - а вдруг, правда, он врагами слишком интересуется? Но нет, Зигур и его деяния по-прежнему вызывали только ненависть и гадливость. А с морэдайн повстречаться все равно хотелось... Посмотреть на них, поговорить... Да и адунайские тексты у них могли сохраниться. Вот Дунэндиль и отправился в Мордор. Нет, морэдайн не жили в темных, душных пещерах - все ж не орки. И не вся земля Мордора походила на выжженную черную пустыню с редкой чахлой травой и колючими кустами. Вокруг серого озера Нурнэн расстилались широкие плодородные поля. Там-то морэдайн и жили - каждая семья в отдельной усадьбе. На них трудились рабы - пленники, захваченные в набегах на Гондор и еще непокоренные восточные племена, неудачливые вастаки и харадцы, проданные за долги. После победы король Элессар отдал земли Нурнен бывшим рабам, а бывшим хозяевам предложил на выбор - уйти со всем своим добром или остаться жить у Нурнена. Почти все предпочли уйти. И, услышав некоторые рассказы от тех, кто застал здесь еще нетронутые виселицы и алтари, Дунэндиль прекрасно понимал, почему... Но кое-кто все же остался - в основном, старухи или женщины с детьми. Говорят, их не трогали. И вот к одной из таких старух - знахарке, и как поговаривали, ведунье - и Дунэндиль теперь и ехал, прослышав, что у нее сохранились тексты на самом что ни на есть настоящем, древнем адунайском. Интересно, что же там...

На этой мысли его грубо прервали, потому что из темных кустов появилась темная же фигура и схватила спокойно идущую лошадь под уздцы. Лошадь захрапела и отпрянула. Дунэндиль чуть не свалился с седла и схватился за рукоять кинжала. Кою, впрочем, сразу же отпустил, увидев, что его окружают. Надо было слушать капитана. Но мало что бывает бессмысленнее, чем сожаления о принятом решении.

- Не бойтесь, господин. Мы вас не тронем.

- Ч-что вам нужно? - Дунэндиль старался, чтобы голос не дрожал, но это у него плохо получалось.

- Кошелечек ваш. Ну и там харчей каких... Коня не надо, конь нам без надобности.

- Берите, - кажется, он легко отделался. Пускай берут кошелек, лишь бы не...

И тут один из разбойников потянул к себе седельную сумку. Ту самую, с бесценными текстами.

- Отдай! - голос позорно сорвался на визг. Дунэндиль вцепился в сумку, как утопающий хватается за веревку... и почувствовал, как его стаскивают с коня.

*

Очнулся он от холода и боли в голове - видно, хорошо об землю приложился. Едва разлепив глаза, морщась и тихонько постанывая, он принялся шарить в грязи, разыскивая драгоценные свитки. Глаза потихоньку привыкли к темноте и дело пошло на лад. Разбойники совсем не заинтересовались старыми бумажками - свитки преспокойно валялись в дорожной грязи. Они почти не пострадали, только "Сказание о Детях Хурина" немного порвалось. Сумка валялась тут же, на земле. Собрав свои сокровища, Дунэндиль с трудом поднялся, размышляя, правда ли, что разбойникам не был нужен конь. Ржание неподалеку подтвердило честность бывших рабов.

Охая, Дунэндиль взобрался на лошадь и потихоньку продолжил путь, размышляя о том, не выгонит ли его знахарка с порога - теперь он сам больше походил на разбойника, чем на честного инголемо. Но делать нечего - приходилось ехать дальше. Раз знахарка здесь осталась - значит, она либо непроходимо глупа, либо не лишена милосердия. Почему-то он был уверен скорее во втором, чем в первом.

*

Первым живым существом, встретившем Дунэндиля у двора знахарки, была кошка, с громким мявом вылетевшая прямо навстречу коню. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, Дунэндиль едва сдержал поводья и проклятье сауроновой твари, с трудом спешился и постучал в ворота. Хозяйка отозвалась так быстро, будто знала о его приезде:

- Кто там, на ночь глядя? Дома не спится?

- Меня зовут Дунэ... Адуназир, госпожа Баттанбэль. Я бы хотел... с вами поговорить.

За воротами раздался смешок:

- О чем нам с тобой говорить, Друг Запада?

- Об Анадунэ, госпожа.

*

Дунэндиль не знал, как у него вырвалось это имя, он ведь хотел начать разговор издалека и исподволь выспросить госпожу Баттанбэль обо всем, что его так интересовало. А то еще, неровен час, захлопнут дверь прямо перед носом. Но вышло все ровно наоборот - дверь распахнулась, будто Дунэндиль произнес волшебное заклинание, и хозяйка знаком пригласила его войти. Увидев нежданного гостя, она, ни слова не говоря, провела его в умывальную комнату, где и оставила наедине с тазиком теплой воды, полотенцем и песочного цвета кошкой с черными лапами и ушами. От пристального взгляда ярко-голубых глаз животного Дунэндилю было не по себе, но он все же умылся, морщась, ощупал шишку на затылке, кое-как пригладил волосы и остановился в растерянности. Где же хозяйка? Кричать на весь дом, призывая ее? Остаться здесь и ждать?

Как раз во время мучительных раздумий кошка встала и не спеша, направилась к двери. На пороге она оглянулась с таким видом, будто приглашала следовать за собой. Дунэндиль открыл дверь. Кошка, двигаясь с видом и достоинством вдовствующей королевы, медленно пошла вперед по коридору. Дунэндиль отправился за ней.

Зверь привел его вовсе не на кухню, как юноша втайне опасался, а в большую комнату, где госпожа Баттанбэль и находилась. Она сидела в большом кресле, положив руки на подлокотники. Кошка, коротко мяукнув, прыгнула к ней на колени и свернулась там калачиком. Теперь праздные руки госпожи Баттанбэль нашли занятие - левой она приобняла зверька, а правой принялась поглаживать. Кошка прижмурила глаза и громко замурлыкала. Дунэндиль так растерянно и стоял посреди комнаты, когда хозяйкина рука, оторвавшись на мгновение от кошки, указала ему на свободный стул. Юноша сел на указанное место и украдкой стал рассматривать хозяйку. Некогда красивая, гордая, надменная. Даже немного страшная. Может, зря он приехал? Не выдержав гнетущей тишины, Дунэндиль брякнул:

- Вы тут... одна живете?

Ох, не следовало бы так начинать! Лезет в личные дела незнакомой женщины... Но старуха спокойно ответила:

- Одна. Я никого не боюсь - целители всем нужны, почти все делаю сама... Мужнюю власть терпеть над собой мне никогда не хотелось, а дети... кошки куда лучше, - она улыбнулась мурлыкающему зверьку. - Они мне и помогают - лучше всяких детей.

Дунэндиль сразу же вспомнил черную королеву-чародейку из детских страшных сказок. У нее тоже были слуги-кошки... И потом, в древних манускриптах он нашел про нее такое... в горле сразу пересохло. Он молчал, твердо решив дождаться вопроса старухи - а то опять что-нибудь ляпнет... Молчание становилось все невыносимее, когда старуха все же проявила любопытство:

- Так скажи, мил-друг, что же ты от меня хотел? Нечасто ко мне вваливаются среди ночи... грязные и с шишками... чтобы поговорить об Анадунэ. С кем по дороге-то повстречался? Неужто, орки еще остались?

- Какие там орки... Люди это были.

- А-а-а, Младшие, небось, - госпожа Баттанбэль усмехнулась. - Нельзя было их отпускать, они только и годятся на то, чтобы работать и прислуживать. А как вы пришли, да отпустили - и грабежом занялись.

- Так кто до этого довел? - горячо возразил Дунэндиль. - Ваш же ... "Великолепный".

- Думаешь, я его сильно люблю? - старуха снова усмехнулась. - Вовсе нет. Да он любви и не требовал - лишь бы боялись да слушались. Впрочем... ладно, говори ... об Анадунэ.

- Понимаете, госпожа, я слышал, ну-у-у... - Дунэндиль заволновался, речь шла о цели его трудного, и даже опасного путешествия, - что у вас есть тексты ... на адунайском. Очень хотелось бы... посмотреть.

Хозяйка молчала, полуприкрыв глаза. Дунэндиль уже решил, что разговор окончен и сейчас его погонят за порог, когда знахарка заговорила.

- Есть. Никому они нужны не были последние-то годы... Саурон ведь свою Черную Речь везде насаждал. Адунайский - нет, не запретил, но как-то... перестали говорить, да. Никому не интересны старые бумажки, а память о Западной Земле давно пытались искоренить. Зачем Саурону рабы, гордые предками? Раб должен знать только господина и гордиться только им, - старуха снова помолчала. - Иди за Урэнир. Она покажет тебе сундучок со свитками, принесешь его сюда.

Кошка спрыгнула с колен хозяйки, сверкнула на юношу ярко-голубыми глазами...

*

До утра Дунэндиль возился со старухиным сундуком, чувствуя себя гномом в драконьей сокровищнице. И богатства вроде бы несметные, но дух у них ... нехороший. Старинных легенд в сундуке не оказалось, все тексты были посвящены последним годам Нуменора. С сугубым отвращением Дунэндиль прочитал текст, где говорилось, как родители, ослепленные и обманутые Зигуром-Сауроном, приносили в жертву на алтарях собственных детей. Так и без Низвержения Нуменор бы скоро кончился - потом, в Средиземье, Саурон, похоже, прекратил подобную практику - видно, не хотел остаться без подданных. Было еще много чего - гимны Зигуру, протоколы судебных заседаний, даже доносы... Изучать язык можно, конечно, но противно. Дунэндиль решил, что ничего не будет просить у старухи - не хотелось копаться в этой грязи снова.

Хозяйка появилась, когда он заканчивал аккуратно укладывать старые бумаги в сундучок. Дунэндиль поднялся:

- Почему? - вдруг спросил он.

Старуха усмехнулась.

- Разве тебе не хочется жить вечно? Разве хочется умирать?

- Нет. То есть вечно жить не хочется. Ведь потом нам предстоит такое... интересное путешествие. Мы не привязаны к одному месту, и это так ... хорошо.

- Отчего бы сразу не отправиться в "путешествие"? Найди скалу повыше и...

- Нет, зачем же отказываться погостить там, где жить так приятно? Но потом еще приятнее отправиться домой. Я знаю, мой Король думает так же. Вообще, сейчас у нас многие так думают.

- Не знаю, может быть, вы и правы, - госпожа Баттанбэль провела рукой по глазам, и оказалась не страшноватой колдуньей, не побежденной вражьей прислужницей, а просто старой, усталой женщиной. - Может быть, за вами - будущее. Но нельзя и забывать о прошлом.

И оба, старуха и юноша, мораданет и дунадан, целительница и ламбенголемо**, не сговариваясь, повернулись на Запад, туда, где некогда была Эленна, Андор, Нуменор, Вестернесс, Анадунэ, Аталантэ и поклонились родной земле.


*Ученый.

** Ученый-языковед.

Вот ещё про Берутиэль от Агаты Лерд.

...И в ненастный день прибило волнами к берегу лодку из неведомого светлого дерева. Давно прогнили борта, в труху обратился парус. Лишь носовая фигура кошки осталась нетронутой временем...
***
- Бабушка, а расскажи про Дальний Остров?
- Что рассказать...ты же знаешь, не люблю я эти истории.
- Почему?
- Потому! - сухо обрывает старуха девочку. - Чеши уже домой, мать тебя заждалась!
Девочка, подогнанная звонким шлепком, прихватывает со стола пирожок и вихрем выносится в дверь.
Старая женщина, не согбенная временем, распрямляет спину. И долго глядит девочке вслед. Охая, откидывает крышку сундука и перебирает вещи.
Струится меж пальцев черный шелк неистлевшего платья...
...Струится меж пальцев черный шелк покрывала. Под луной стоит королева, и с губ слетают напевы на языке зверей. В эту ночь она владычица не людей - но волков и воронов, ястребов и кошек, сов и крыс.
Красной змейкой скользнуло ожерелье из дорогих камней, затерялось в складках ткани...
Когда-то этих рубинов было вдвое больше...что теперь жалеть?
Неласково встретил проснувшуюся королеву новый берег. Скалы и мох, ни ягод, ни зверей, ничего... Губы немеют, тяжелеет язык - и уже не произнести заветные слова, что так часто спасали... Здесь - чужая сила.
Тихим звоном отзываются упавшие на стол браслеты темного золота. Их было четыре...
Но два из них ушли в уплату за еду и новый дом.
Ложится рядом со всем добром тяжелое серебряное зеркало. Ты, проклятое наследие, что ты показало, что рассказало в роковую ночь? В ночь, когда женщина билась на полу и рыдала, не в силах забыть последние видения... и последние минуты Острова.
Ложится на виски венец, привычно ломит своей тяжестью.
Теперь она не королева - ее знают как Беррит, ведьму-травницу с дальнего берега. Она живет одна, и никого не зовет к себе. К ней идут за советом, ее любят и боятся. Такова теперь ее жизнь.
Столько лет, столько веков...и она ждала. И дождалась.
Завтра...Все будет завтра...
***
- Бабушка, расскажи мне про Дальний Остров?
- Ты думаешь, я знаю?
- Знаешь, ты все знаешь, все-все...
- Ну слушай...пигалица.
И текут слова, течет пряжа под пальцами, журчит веретено. Слова сказки - привычный рисунок, привычное заклятие...

Девочка проснется. Девочка узнает все.
Браслеты не снять с ее рук, не отвести ее взгляд от зеркала.
Она будет искать - и произнесет роковые слова.

Она унаследует этот дом, и этот сундук, и этот венец...И белую дряхлую кошку, что свернулась в ногах.
И она не узнает...и никто не увидит, как тихо, коронованная ветром и пеной морской, в плаще из молний, уходит в море, вслед за своей страной, последняя королева Нуменора...
И с ней уходят восемь теней в черном мехе.

Необычные иллюстрации к от zdrava.

С Новым годом! Пусть Дракон будет добрым!:)



Так и будет!(с)