С миру по нитке, рассказы и драбблы Опции

[Адунафель Морниэ]

Сюда предлагаю закидывать драбблы, короткие рассказы и прочие сказки-легенды-тосты на заданную тему. Главное, чтобы они не были большими.

Фидбэк приветствуется!

А пока я скопирую то, что лежит в соседних тредах, чтобы легко было найти.

Драббл от Кеменкири
Про морадана
(или «Родиться в СССР»)

Храбрый морадан, капитан военного корабля, грозный и страшный также на суше (в бою – врагам, в дурном настроении – первому встречному), предавался занятию, казалось бы, недостойному для столь сурового воина: в открытую плакал и время от времени широкой ладонью размазывал слезы по лицу.
Впрочем, делал он это по зову собственной души и, мало того, полагал, что времена и дела нынче такие, что нет ничего зазорного ни в том, что сам он плачет, ни в том, что посланец Короля, пришедший выслушать его, внимательно на него смотрит.
Он, конечно, стоял перед посланцем, почтительно склонив голову – а как же еще! Трудность была в ином: все-таки подбирать слова, отличные от тех, что кратки, ёмки и очень подходят для команд в ночном бою со внезапной засадой. Не то чтобы учтивым речам он учён не был – еще как был, его славному роду идет не первая тысяча лет! – но слишком часто в последнее время пригождались те, краткие и ёмкие.

- Это ведь любому понятно: Остров – это был мой дом. Я ведь не совсем в боях одичал, я крепко помню: дом – это святое! И что Король прикажет – тоже. Я ведь и в его эскадру должен был отплыть на этом вот самом корабле! Прочие наши и поплыли, а я… Нельзя было отсылать всех воинов, потому что эти за… э… зарвавшиеся дикари не нашли лучше времени, чтобы опять захватить те поля, которые они до сих пор по ошибке считают своими пастбищами! Мне по жребию выпало идти на них, а я подумал еще: если быстро ударим – догоню эскадру в пути, у меня и паруса, и гребцы – лучшие!
…И ведь ударили, да… Нескоро они теперь придут… Но кто же знал, что этот за… э… закосневший в злобе и дикости колдун достанет меня своим зачарованным дротиком! …Ну, или яд лекари не вдруг верно распознали… И лежал я в горячке, сорок дней, говорят, лежал, как тюфяк, - а куда команда без меня-то?
Ну да ладно, я, как глаза открыл, велел меня к берегу нести, как встал, до короля добрел, друзья на палубу подняли, взялся я за штурвал, чтобы не упасть – сразу полегчало! Ну, думаю, поплывем теперь Короля с победой поздравлять, когда вернется, победа Короля – и моя победа, хоть я ради нее и пальцем не ударил, - а тут…

Он явственно всхлипнул и завершил речь, даже не заметив, что потерял где-то церемонное «вы»:
- Ты ведь меня поймешь, еще как поймешь, ты сам и вовсе – оттуда: Остров – это всем нам дом… был… И мне – дом. А я там даже ни разу не побывал…

Посланник кивнул ему, сделал рукой знак ждать – и вышел из шатра, так и не произнеся за время их встречи ни слова. Эта суровая сдержанность в итоге пробудила в сердце морадана уважение к пришедшему, явственно молодому и вовсе не из воинов (так что вначале подумалось неуважительное «мальчишка!»).

А воин и мореход опустился на низкую скамеечку и через какое-то время сам с удивлением заметил, что, дав волю чувствам, продолжает неизвестно кому еле слышно жаловаться вслух:
- И небо… небо теперь другое… горизонт. Я все думал – это подлый колдун мне глаза ядом сбил, злился, напился, переспросил, как его повесили…Да хорошо повесили, как надо, да они все теперь говорят, что небо теперь – такое…

Впрочем, это точно не имело смысла говорить посланцу, он не только не воин, но и не мореход наверняка, ему не понять, им всем не понять, они небо-то видят все, да не знают, как это важно… Впрочем, он понял другое – ведь как посмотрел-то как перед тем, как вышел! Он понял – про землю. Это важнее.
Вот ведь не думал, что будет ему когда-нибудь земля важнее моря… Ан есть такая земля. Родная. Только больше ее – нет. А когда была – и не подумалось как-то…

08-09.04.2008

[Адунафель Морниэ]

Окончание легенды о Берутиэли от Аллор.

... долгим было плавание, но в некий день расступились волны, мелькнул радужно неведомый Путь, и потрепанная ладья ткнулась носом в песчаный берег. По иному светили здесь звезды, иными были деревья и скалы, а вдалеке снежно белела высочайшая гора Арды. Из ладьи выбралась невысокая женщина в потрепанном черном платье, а за ней, утопая лапами в мелком песке прибрежных дюн, выскочили десять кошек - девять черных и одна белая.

...Дивным показалось жителям Блаженных Земель сие, и жалостью исполнились сердца их, ибо впервые видели они, чтобы одинокая женщина плыла по морю в окружении одних лишь кошек, и верность зверей, что оказалась паче людской, тронула их. И, будь в их воле, оставили бы Валар странницу в земле Аман, но была она смертна, смертным же не место в тех краях. Так что должна была она вскоре покинуть сей край, но и назад ей не было дороги, ведь Валинор давно уже был отделен от смертных земель.

... женщина медленно развернулась и направилась к выходу из Круга Судеб, направляясь к чертогам Намо. Кошки полукругом трусили за ней, воинтсвенно подняв пышные хвосты. По пути она не могла не смотреть по сторонам, в последний раз взглянуть на что-то хоть немного знакомое - ведь кто знает, что там, на неведомых Путях? И тут ее окликнули...

... И рекла Варда: хочешь ли ты остаться на Арде, вместе с твоими верными зверями? И ответила Берутиэль: мало что связывает меня с миром, но и неизведанное страшит, как любого смертного. И ответила ей Варда: в силах моих оставить вас тут, и пребудете в этом мире напомианием о жестокости и верности.

... Еле заметно мерцают на небосводе Арды одиннадцать звезд, десять светят ровно, а одиннадцатая, более яркая, грустно мерцает. В редкую ночь можно разглядеть их на небе, да и кроме зоркого глаза нужно еще и верное сердце. И говорят видевшие то созвездие, что указывает оно путь к дому заплутавшим в дороге...

[Адунафель Морниэ]

Две красивые зарисовки от Истарни про Тирион ТЭ и Холмы Спящих.

В город очень просто попасть, если хочешь. Если от главной площади – один квартал на восток, а дальше не сворачивать, через заросший жасмином парк, вброд через обмелевший ручей – и будет город. Если из Тириона Солнца – нужно только перейти Старую Дорогу до Альквалонде, ту самую, что разверзлась под ногами смертного короля, когда он стоял перед вратами Тун – перейти дорогу, и будет город. А если живешь в одной из построенных в лета Солнца усадеб, привольно разбросанных окрест – через луга добраться до Старой Дороги, потом - через Холмы Спящих напрямик – там будут врата Тун, и будет город.

Именно так видишь город в первый раз. Это посвящение, знак доверия, ночь памяти – когда видишь город в первый раз. Всем известно, как, тайна продумана до мелочей и расчитана до шага, и все знают старшие и однажды берут младших с собой.

Так – сначала приходят домой и со всем вежеством спрашивают у родителей: не отпустите ли в гости с ночевкой? Так – никто не ложится спать в ту ночь, старшие при свете свечей рассказывают, рассказывают без конца – о Черном Враге, и великом волнении, и разделении народа, и смерти Короля, и уходе за Великое Море, и как город был оставлен. Все это слышано уже от родителей, от старших сестер и братьев, и по-взрослому все просто: город – Тирион Древ, а мы живем в новом Тирионе, Тирионе Солнца, заново отстроенном, протянувшемся далеко к юго-западу от прежнего города. Но песни взрослых – одно, а город – другое, и сейчас песни обретают плоть и кровь живой тайны, и еще не увиденный город становится свидетелем тех времен, молчаливым свидетелем прошлого...

Так - все выходят затемно, шагая по Старой Дороге, пока она не обрывается в холмах.

Так – идешь, путаясь в высокой траве, пробираясь меж поросших мхом каменных глыб, что сама земля исторгла из себя, чтоб из тверди создать Пещеры Забвения, где спит король смертных –

Так старшие по пути говорят о короле смертных, - тех самых смертных, что когда-то воевали в одном строю с эльдар, а потом презрели дружбу и предпочли вражду, и пришли с войной, и их король и весь их народ не желал своей судьбы и хотел с боем добыть судьбу и жизнь эльдар, и как король смертных привел войско к самым вратам города, и хотел стрелять из злодейского своего оружия по Танинкветиль, и самого Владыку Мира вызвал на бой – и как земля разверзлась у него под ногами, и как он и его воины спят, спят вечным сном до конца времен и потом восстанут –

-и все это – шепотом, на краю дыхания – «Тшшш! Тишше – а то разбудишь короля смертных!»

- и когда уж сердце трепыхается от ужаса, когда слышишь уже чей-то чужой шепот, видишь краем глаза чужую тень между холмами – восстал король смертных! –

- Тогда расступаются холмы, и видишь - в предрассветном сумеречье белеют врата Тун, и подойдешь ближе – надвратные звезды вспыхивают холодным розоватым светом восходящего Анара...

После этой ночи и этого рассвета в город открыта дорога.




-Всегда тебя ждешь. Вот честно, еще бы чуть-чуть опоздала – пошел бы один.
-А вот и нет!
-А вот и да!

Спорить, впрочем, больше не стал. Никуда он бы один не пошел, и они оба это знали. В город поодиночке не ходят. Город – тайна, город – приключение, слишком большое для одного.

От исполинского дуба, где встретились – через пшеничное поле и дальше – вниз, в неглубокую ложбинку, где перелесок и тихий ручей с водяными лилиями, дальше – идти по течению ручья до кружевной серебристой завесы – это склонились к воде ветви ивы. Дальше - через луг в ромашках выйти на Старую Дорогу, зеленую дорогу, еле заметную среди зеленой травы.
По Старой Дороге редко ходят взрослые – больше дети.
Старая дорога скоро обрывается – там, где среди пушистых лугов и взъерошенных перелесков будто земля встала поперек, перевернув холмы, переградив дорогу, выставив на страже две глыбищи белого камня выше головы. Между ними - щель узкого прохода, такого узкого, что взрослый, пожалуй, и не протиснется.
Так начинаются Холмы Спящих.

- ... Знаешь, мы когда в первый раз шли – я дико боялась. Просто до ужаса – что восстанет король смертных, представляешь?
- А теперь - не боишься?
-Ты чего? Нет, конечно.
Вокруг – медвяной полдень августа, солнце в зените, воздух густой от травяного духа, даже в тени холмов не знобко, даже белый камень глыб – чуть нагрелся, хотя это вряд ли, здесь камни никогда до конца не прогреваются, даже под самым ярким сол-

Хвать за плечо-

-Бу! Я король смеееертныыых!
Отпрыгивает, озираясь дико – и отворачивается, губы у нее дрожат.
-Ты чего? Испугалась? Ох... я сделал глупость. Прости меня.
-Я...я ничего. Я просто подумала – представляешь? - лежать под этими холмами... А вдруг он все слышит – во сне?
-Так ведь лежать во сне – лучше...лучше, чем если бы их...убили. А они...Они бы не ушли с миром.
- Бедные – они, наверно, очень боялись смерти. Только подумай – собраться таким войском и отправиться так далеко! Хотя – наверно, я неправильно говорю, мы же не знаем, как это – так, может, это так у всех смертных-
-Ничего не у всех! Старый мореход, Друг Эльдар – вот он не боялся, помнишь, как в песне - ?
-Ты сам не только песни слушал – сам знаешь, у Айлинель старшая сестра, а у нее муж, а у него тетя в Альквалонде, и она-то все может рассказать, как было, как они увидели в море незнакомый парус, а потом к берегу прибило ялик, и там был он один – понятно, что из смертных, и старый уже, волосы как у тэлери и, говорили – без сил совсем-
-Он не потому обессилел, что старый, а потому что попробуй-ка переплыть в одиночку полморя!
-Ну да, и никто не мог понять, в чем дело, а там были – те, кто когда-то плавал на остров смертных, и они тоже сначала ничего не поняли, а он все смотрел на Танинкветиль и плакал, и не хотел выходить на берег, помнишь – «Мне ли ступить на землю блаженных?»
-Ну да, а тетя сказала, что раз нельзя сойти на берег, так она ему сюда сейчас принесет чая и поесть-
-а потом был вихрь, и так явился Эонве, и сказал ему –помнишь? – «Странник из смертных, незваный гость, что ты ищешь на этой земле?»
-«Милость ищу я, принес лишь мольбу» - мурашки по коже, когда в песне доходит до их речей-
-а дальше я не знаю наизусть, не хотела запоминать – очень страшно, там, где говорится, чем стала их земля и что там творится и кем могут стать их люди -
- и когда Эонве отвечает и говорит приговор, помнишь? – «жизнь – всем живым, прочим - покой» -
- а Старый Мореход еще спросил его – скажи мне, другие навеки погибнут? – и про то, что «король был мне другом, я – друг короля», помнишь? – и спросил - погибнут ли те, кто сейчас в руке тьмы?-
-а Эонве сказал ему, помнишь: жди своего друга после конца времен – может, ты встретишь его-
- Слушай – ведь он был очень добрый, Старый Мореход, - просить за короля после того, как этот король... даже говорить не хочу-
-Эй... Эй, ты чего?
-он ведь умер тогда...Умер, так и не ступив на нашу землю...
- Ну чего ты плачешь, он сам так решил и не боялся ни разу...Что, лучше - как король смертных?
-Нет, нет, конечно, нет...
-Эй...?
- Знаешь, здесь – тихо так... Может, когда проснется король смертных – больше не захочет войны?

В Холмах Спящих – мирно. В Холмах Спящих – медвяный полдень спелого августа...



*И да, теперь никто не скажет, что всё про "неверных" да про "неверных" выкладываю. )) Тут месседж вообще не мой.

[Адунафель Морниэ]

Так, с форума, вроде, всё перекинула.
А теперь кое-что от меня. Писалось для флэшмоба на дайри.

Семья Людей Короля. До "дня Х" осталось где-то полтора дня.

В тот год лето выдалось необычно жарким, и только на несколько дней природа наконец взяла своё, послав на когда-то благословенную землю тихий холодный дождь. Тонкие струи напоили поблёкшую от жары зелень и как будто бы вдохнули в неё новую жизнь, заодно разогнав по домам совершенно не нужных Тильвен прохожих. Молодая женщина медленно шла по опустевшим улицам одного из предместий Восточной Столицы, глубоко вдыхая пропитанный дождевой влагой воздух и стараясь не думать ни о чём. Даже о том, что она идёт по этой земле, дышит этим воздухом и видит эти дома в последний раз. Завтра корабли с белыми парусами покинут Гавань, и один из них заберёт её с собой. И она увидит Эндорэ, эту странную землю, населённую дикими людьми, скрытными эльфами, жестокими орками и много ещё кем, но это неважно. Важно то, что назад она уже не вернётся. Никогда. Тильвен вздохнула. Она понимала, что осознание потери придёт только потом, и как могла хотела оттянуть этот момент. В конце концов, до завтра далеко: полдня, целая ночь и даже немножко утра. И кто знает, быть может, никуда плыть вообще не придётся, ведь она понятия не имеет, как её встретят...дома? Она почти подошла к высоким воротам красивого старинного особняка, но постучать не решилась. Хоть и знала, что прийти со стороны сада теперь было верхом наглости. Она постояла так ещё некоторое время не зная, куда ей идти и что делать, но потом всё же свернула в сторону и пошла вдоль каменного забора, пока не добралась до изящной кованой калитки. Дальше всё было просто. Тильвен сунула руку в карман и, достав оттуда маленький и такой знакомый ключ, легко справилась с непростым замком. Дождь пошёл сильнее и она, радуясь, что не надо больше ни о чём раздумывать, быстро побежала по садовой дорожке, иногда спрямляя углы и огибая вишнёвые деревья и кусты жимолости. Когда Тильвен поднялась на крыльцо, с неё уже текло ручьём, а недавний страх как на зло вернулся. А ведь всего-то и осталось— позвонить в дверной колокольчик! Но этого делать не пришлось. Дверь открылась как обычно, бесшумно, и Тильвен едва успела отскочить. Но её это уже не заботило, потому что на пороге стояла...
— Быстро в дом!— Казалось, госпожа Инзильмит совершенно не удивилась, увидев "блудную дочь". Или удивилась, но ей тоже было неважно.— Ведь промокла же, вся промокла до нитки!
И не дожидаясь ответа, она обняла Тильвен за плечи и быстро втащила внутрь, как будто не верила своим глазам и боялась, как бы её непутёвое детище не оказалось мороком и не растворилось без следа в дождевой завесе.
— Вот примешь ванну, оденешься в сухое, тогда и поговорим.— Как оно всегда и бывало, ответ на незаданный вопрос оказался правильным.— Я буду ждать тебя в малой гостиной.

Когда Тильвен сидела на мягком харадском диване, закутанная в не менее мягкий халат, и расчёсывала пахнущие каким-то дорогим иноземным зельем волосы, ей казалось, что время вернулось на несколько лет назад. Мать сидела рядом и изредка помешивала угли в камине. Тонкая чёрная лента схватывала на лбу длинные светлые волосы, что придавало хозяйке дома необычно строгий вид. Украшений на ней тоже не было. Это всё из-за культа Тьмы, подумалось Тильвен. И вот как, о чём с ней можно говорить?
— Если не знаешь, как сказать, говори, как есть. Ты ведь пришла попрощаться? — Тильвен вздрогнула. Она слышала, что связь через осанвэ между матерью и ребёнком сохраняется даже когда кто-то из них умер, но всё равно такого не ожидала.
— Да, завтра на рассвете...— Почему-то горло сдавило и голос зазвучал странно. Она ведь не расстраивается, совсем нет, она всё делает правильно!— Завтра на рассвете корабли лорда Элендила покинут Роменну и отплывут в Эндорэ. Но откуда тебе это известно?
— Об этом знает весь город, и я не удивлюсь, если весь Остров. Из Верных конспираторы как из меня гномий король!
— А почему же тогда...
— Почему вас никто ещё не принёс в жертву?— Госпожа Инзильмит невесело усмехнулась.— Ты действительно так внимательно слушала свою новую родню? Что ж, тогда мне придётся тебя разочаровать, Зигур оказался не таким мерзавцем, как ты думала. Во всяком случае, ваши жизни ему не нужны.— Она помолчала.— А твоя бы ему и не досталась.
— Я думала, вы от меня отказались.— Тильвен так сосредоточенно смотрела на ковёр, как будто его соткала сама Вайрэ.
— Тильвен, — мать подсела совсем близко и положила ей руку на плечо.— Или Тириэль?
— Тильвен.
— Неважно. Как бы тебя теперь ни звали, для меня и для отца ты навсегда останешься Дулгухилью, и кем бы ни был твой муж, ты можешь вернуться, когда пожелаешь. А вот те, кто распускает слухи обо всяких отречениях и проклятиях, и вправду должны...хм, задуматься о собственном будущем.
Тильвен(или Дулгухиль?) провела ладонью по глазам, а госпожа Инзильмит отослала заглянувшего было слугу.
— Принеси нам чай. И пахлаву. — Она как будто ничего не заметила. Да и чего было замечать? Плакать— это не по-нуменорски, и дочери наверняка просто попала в глаз соринка.
Какое-то время они молчали.
— Я слышала, что у меня должен быть внук.
— Да, ему полгода.— Тильвен наконец удалось справиться с голосом.— Его зовут Менелдил.
— Тебе не разрешили принести его сюда?
Как же хочется соврать...
— Нет, я... Мне казалось...
— Ты думала, что я на вас собак, что ли, спущу? Или позову стражу?
Тильвен молчала.
— У меня есть для него подарок. — Мать встала и взяла с каминной полки заранее приготовленный конверт.— Этот перстень носил мой отец. Он погиб в Эндорэ, где-то далеко в пустыне Харада, и его тело не повезли на Остров и не предали земле, а решили сжечь, как это в обычае у восточных морэдайн. А перстень привезли родным. Что ж, теперь, я думаю, ему пора опять отправиться на материк.— Она осторожно надела семейную реликвию дочери на палец, а потом протянула ей какой-то свёрток, взятый опять же с каминной полки.— А это для тебя. То, чем ты красишь волосы, ужасно, а не красить их тебе нельзя, поэтому возьми. Пользуйся пока этим, а как закончится, сделаешь ещё, я там написала рецепт. — Она усмехнулась.— Осторожнее только, а то ещё ведьмой назовут.
— Спасибо. Прости меня.
— За что? За то, что влюбилась? Это дело такое... Но ты хоть счастлива?
— Да, но...я по вам очень скучаю.— Всё самое страшное было сказано, и говорить теперь легко.— И по тебе, и по отцу, и по Азариану с Ломихилью.
— По Ломихили, — лицо матери вдруг стало бледным, а голос - каким-то глухим и безжизненным,— я и сама очень скучаю. А тебе разве ничего не известно?
Тильвен покачала головой.
— Твою сестру убило молнией. Вернее, убили. Нет, это была не гроза. Светило солнце, она шла по улице и ничто не предвещало беды, а потом... от неё почти ничего не осталось.
Тильвен молчала. Да, таких природных явлений не бывает.
— Так вот почему ты...— Она перевела взгляд на ленту в волосах матери.— Это знак траура.
— Да. А тебе казалось, что я совсем ударилась в религию?
Тильвен снова кивнула.
— А почему бы и нет? Неужели тебя удивляет, что после таких случаев число поклонников Мелькора растёт?
Дверь открылась, и на пороге, на несколько мгновений опередив слугу с подносом, возникли юноша и девушка.
— Вы как раз к чаю успели.— Похоже, госпожа Инзильмит и сама была рада, что неприятного разговора удалось избежать.
— Я смотрю, у нас гости. Рад тебя видеть...Дулгухиль.— Азариан не любил скрывать свои чувства и всегда говорил, что думал. Что ж, значит, он тоже рад встрече.— Да, вы ведь незнакомы.— Он положил руку на плечо девушки.— Это моя жена Морэстэль.
Девушка кивнула.
— Да я уже уходить думала... — Тильвен понимала, что если она сейчас не уйдёт, потом уходить будет ещё сложнее.
— Куда же ты пойдёшь с мокрой головой?— Госпожа Инзильмит говорила так, как будто уйти её дочь может самое дальнее в соседний квартал.
— Или тебе у нас плохо? — Брат уселся рядом с Тильвен, тут же устроилась и мораданэт.
— Нет, мне очень хорошо...
— Вот и оставайся.— Подытожила хозяйка дома. — А в комнате твоей никто не живёт, и она прибрана.

...И она осталась, а наутро ушла, скрепя сердце, не дав им проводить себя. Спустя много лет, она стала первой королевой Гондора, но принесло ли ей это счастье, не мог сказать никто. Известно было только, что в последний год своей жизни она не красила волосы и завещала не хоронить себя в минасанорском склепе, а сжечь и бросить пепел в море.

[myrngwaur]

Никогда в жизни он не верил в приметы. Что странно, конечно, для достойного потомка своих предков-моряков. Но что было, то было: ни вороний грай, ни игра дельфинов у самого борта боевого галеаса, идущего вполветра, ни кровавые закаты и ясные рассветы над побережьем – ничто не заставляло содрогаться его сердце, ничто не вызывало предвкушения чего-то необычайного. В мире хватает законов, которые непреступимы – зачем выдумывать еще? Научиться бы нарушать те, что имеются.
Но сейчас – на краткий миг он почувствовал себя суеверным дикарем, и очень захотелось по их, дикарей, старинному обычаю осенить себя знаком Солнца и трижды топнуть. Потому что на небе творилось нечто невообразимое; облака, всклубившись, нависли над морем огромной словно бы колонной, которая распустилась призрачными ветвями, всклубилась бело-серой листвой. Ему потребовалось долгих несколько секунд, чтобы понять, что он видит; а когда понял, нехорошо стеснилось дыхание и по спине скользнул ручеек холодного пота. Как знак надвигающегося… чего?.. нависло над огромным заливом сотканное из облачной непрочной мороси древо. Белое. Как снег. Распростерлось, грозя гавани своими шевелящимися под ветром ветвями, грозное, холодное, кажущееся невероятно живым.
Но дунул свежий бриз с океана – и видение расплылось. Рванулись, улетая, листья; покривились ветви, размываясь; ствол заколыхался и сгинул, превратившись просто в кучу мокрого воздуха, каковой и являлся с самого начала. И снова небо стало просто небом, и не было начертано на нем никаких грозных и тревожных явлений.
- Да станет так и с вами – прошептал он вслух, сам не понимая, зачем. – Да станет так и с вашей гордостью, северяне. Облака и ветер, и больше ничего.

Сангахьяндо, внук Кастамира и глава Круга Капитанов, не верил в знамения никогда в жизни. Он их предпочитал создавать.

[Адунафель Морниэ]

Драббл от Гэллиана про Умбар.

- Стой! Стой! Держи его! Держи вора!!!
Рыбная площадь разразилась воплями старого торговца из Кханда, только что лишившегося нехитрой выручки, а стайка разношерстных мальчишек с хохотом и улюлюканьем прыснула в толпу. Последним бежал собственно неудачливый воришка - паренек лет двенадцати-тринадцати, кареглазый и загорелый, с выбивающимися из-под намотанного на голову засаленного красного платка чернявыми волнистыми волосами. Он, как и остальные его подельники, был бос, неважно одет и полон энтузиазма улизнуть от пары ринувшихся за мальчишками стражников.
- Ринго, сюда! - Старший из "банды", высокий, плечистый харадец махнул рукой в сторону узенького проулка, и тот бросился за ним, на ходу перепрыгивая через завалы корзин, тюков и прочего скарба. Остальные четверо или пятеро ребят помладше разбежались кто-куда. Поймать такую мелкую "рыбу" в такой "мутной воде" было невозможно, поэтому воины в форменных черных хитонах с вышитым серебром на спине и груди Белым Древом последовали за двумя старшими воришками. Крупные мужчины с трудом пролезали сквозь нагромождения барахла, так что их темп не шел ни в какое сравнение с легконогими мальчишками, а в довершение неудачной погони на одного из стражей сверху опорожнили содержимое ночного горшка. Случайно это получилось или же нет, юные герои узнавать не остались, а выбежали на Овощную улицу и побежали к южным гаваням.
Вскоре к ним присоединилась и "свита", так что молодые воры слегка замедлили бег, а Ринго на ходу развязал тощий кошель, который стянул у незадачливого торговца, и принялся пересчитывать добычу. Ему не слишком удавалась воровская наука. Хоть он старался вовсю и даже заслужил право вступить в Гильдию, о чем свидетельствовало простое железное колечко в мочке правого уха, но до таких высот, которых добился черный, как деготь, и верткий, как змея, Бурза, в чьих ушах игриво поблескивали на солнце аж два медных колечка, ему было далеко. Так что приходилось больше полагаться на силу и быстроту ног, чем на ловкость рук и удачливость.
- Ха! Негусто! - Бурза широко белозубо улыбался, посверкивая белками глаз. - Но это лучше, чем в прошлый раз! Еще немного, и ты вообще перестанешь попадаться! - Он хлопнул приятеля по плечу и прибавил шагу. Ринго тоже улыбнулся, спрятал кошель за пазуху и припустил за курчавой коротко стриженной головой, но, когда они выбежали к причалам, затормозил, как вкопанный, так, что в него чуть не влетела мелюзка, бежавшая сзади.
- Эй, ты чего!? - Раздались их возмущенные выкрики, но Ринго не обратил на младших приятелей внимания. Его взгляд был прикован к противоположному берегу залива, где в северной, аристократической части Города, готовился к отплытию небольшой двухмачтовый бриг. Зоркие мальчишеские глаза безошибочно узнали обвод корпуса и характерную осадку судна - это была легендарная "Скопа", личный корабль правой руки Капитана Умбарского Совета и главы одного из самых древних и прославленных мораданских родов Умбара. Мечта любого храбреца как в Нижнем, так и в Верхнем Городе. Разумеется, если в нем течет хоть одна капля исконно умбарской крови...
Бурза же был чистокровный харадец и всей этой морско-пиратской патетики совершенно не понимал. Поэтому пару раз обойдя вокруг замершего приятеля и проследив за его взглядом, он насмешливо помахал розовой ладонью у того перед носом, но, не дождавшись никакой ответной реакции, произнес:
- Э-эй! Ты там что, ежа морского чтоль проглотил? Аууу!!! Ринго, очнись, браток!!! - Малышня за их спинами захихикала.
Ринго только моргнул, глаза паренька восхищенно распахнулись. По трапу медленно и величественно поднималась высокая, одетая в черное фигура. Седые длинные волосы трепал ветер, с такого расстояния Ринго не мог разглядеть выражения лица морадана, но почему-то ему представлялось, что оно снисходительно-возвышенное. Вот лорд поднялся на борт, ему коротко поклонился сухощавый черноволосый мужчина с коротким аборжадным палашом на боку, судя по всему капитан. Алкарон кивнул, потом чуть повернул голову в сторону залива, постоял пару мгновений и скрылся среди снастей. Над грот-мачтой взметнулся гордый вымпел: распластавшая крылья белая ласточка на синем поле.
- Бар Алкарон выходит в море!!! - Сам не свой выпалил Ринго, продолжая во все глаза смотреть на ставящее черные паруса судно.
Тут уже даже Бурза ошарашенно посмотрел сперва на корабль, а потом на приятеля.
- Да ты брешешь! Быть не может! - Младшие мальчишки тоже принялись вовсю разглядывать противоположный берег, один даже залез для этого на чью-то перевернутую лодку, чтоб лучше видеть.
- Да точно, точно! - Заорали они в несколько голосов. - Знамя Ласточки на мачте!!!
- Дураки! - Отчего-то зло выпалил Бурза. - Сами знаете, что "Скопа" теперь не больше, чем прогулочный шлюп! Хватит глазеть, пошли! Дел еще полно! - И он, не оглядываясь, побежал дальше к докам.
Малышня, похлопав глазами, потянулась за вожаком, а Ринго еще какое-то время следил за отшвартовавшимся бригом.
- Сам ты дурак, Бурза. - Негромко произнес он. - Однажды "Скопа" непременно выйдет в море. И я буду на борту... - Мальчишка бросил прощальный взгляд на горделиво отходящее от причала изящное судно. Ему показалось, или на мгновение он и правда разглядел стоящую у носа фигуру в черном. Ринго сморгнул и, счастливо улыбаясь своим мыслям, бросился догонять приятелей...

[Адунафель Морниэ]

Ещё один драббл от Гэллиана.

Про Алдариона и Эрендис.

- Ты припозднился, господин мой. Я давно перестала ждать тебя.
Ну да, а чего он, собственно ждал? Она никогда не любила Моря, не любила его частых отлучек по делам Морестранников, она многое не любила. Любила ли его самого когда-то?..
- Мореходам нетрудно угодить.
Он зачерпнул ложкой в жидкой похлебке. Мда, вот как теперь встречают королевского сына, словно бродягу, явившегося попрошайничать у порога. Значит этого он заслуживает? Ужинать в одиночестве, не удостоенный даже разделить с ним хлеб и вино. Нет, все же зашла. Неужто сменила гнев на милость? Может, все же сядет за стол? Или хоть заглянет в глаза?..
- Ты, верно, притомился, господин мой, после такой спешки! Комната для гостей готова и ждет тебя. Ежели будет холодно, прикажи развести огонь.
Ну вот и все. Коротко и ясно. Никаких предисловий. Он здесь чужой. Ему не рады и прогнали б взашей, если бы не гордость. И это вот вся любовь? Неужели он был настолько плохим мужем? Плохим отцом? Неужели все жены встречают морестранников так? Не правда...

Как он мог? Как, почему!?! Ни слова. Ни одного слова раскаяния! А ведь она ждала. Дни и ночи она плакала и смотрела на море. На проклятое Море, забравшее самое дорогое, что у нее когда-то было. Ненавистное, бездушное! И теперь... это ли все, что она теперь заслужила? Отрешенный, чужой взгляд. Пара брошенных слов. Зачем? Зачем он приехал, если она ему больше не нужна!?! Ну почему, почему все так получилось!? Ведь она любила его! Хотела, чтоб он вернулся! Она бы жизнь свою отдала ему, лишь бы он сдержал свое обещание! Лишь бы не предал, не изменил ей с Морем!
Иголка кольнула палец, и она с отвращением отбросила вышивание. Вскочила и принялась метаться по комнате, словно загнанная лань. Да что с ней?! Это просто смешно! Она в своем доме, в своем праве, в конце концов! И кто он такой, чтобы смотреть на нее, как на прислугу! После того, что он сделал, она вольна принимать его так, как считает нужным! Но почему, почему же, Великие Валар, так болит сердце и щемит грудь!?! Почему она не в ладах с собой с тех пор, как вновь заглянула в эти глаза, увидела эти губы!?! Ну что ему стоило всего-навсего попросить прощения! Одно слово! Всего одно, и ее напускная холодность и суровость растаяли бы как дым. И он вновь стал бы хозяином в этом доме. Вновь обнимал бы ее и Анкалиме, они бы смеялись, пили вино, танцевали и веселились! И все невзгоды забылись бы, ведь он снова был бы рядом! Или пойти к нему? Ведь он же не спит. Наверняка, нет он просто не может спать! Или разбудить. Прильнуть губами к его губам, и все само-собой разрешится. Он будет нежен с ней, он раскается и наконец поймет, КТО в самом деле любит его. Но нет... так унижаться, ни за что! Если он сам не в состоянии понять этого, она не станет навязываться. Снова просить, снова звать, снова бояться, что он ее оставит! Не бывать этому, пока она хозяйка этого места!

- Ты уезжаешь поспешнее, чем появился, господин мой. Да и зачем ты приезжал? Дозволено ли мне узнать о том, прежде чем ты нас покинешь?
Снова этот взгляд. Холодный, презрительный, словно у змеи. На тебе ли я был женат все эти годы? Или тебя подменили, пока я странствовал, и теперь передо мной лишь злобный морок? Но ни мороку, ни человеку не позволю я помыкать собой!
- В Арменелосе мне сообщили, будто здесь моя жена и будто сюда перевезла она мою дочь. Что до жены, тут я, верно, заблуждался, но разве нет у меня дочери?
Да, на это ты возразить пока не посмеешь. Никто не в силах отнять у меня мое дитя, даже ты. Но и она теперь не узнает меня. Или же, скорей, не желает узнавать. Да, ты сделала свое дело, но все же, Анкалиме моя наследница, и в свой час станет она королевой Острова и всего, что живет на нем. А пока, пора позаботиться о том, чтобы она более перестала загнивать заживо в обществе матери, озлобленной на весь свет и клянущей в своих бедах других. Ее не оставлю я тебе, она будет расти в Арменелосе, там, где ей подобает, а не в глуши, что способна взрастить лишь подобные тебе ядовитые плоды. Жаль, как жаль, что мы вот так расстаемся. Но ты сама избрала свою судьбу, я же избрал свою. Прощай...

- Прощай!
Прощай? Прощай!?! И это все, что ты можешь? Все, что ты скажешь за столько лет!?! Только одно слово!?! Да как же... как же!?! Да как ты мог!?! Нет! Не уезжай! Не смей! Не оставляй меня, слышишь!?! Не теперь!!! Как ты смеешь... теперь... нет... ненавижу! Ненавижу тебя!!! Не оставляй меня... ведь я же так любила тебя... люблю тебя... проклятые слезы... я не хочу... нет... ну зачем... я же все уже выплакала... по тебе... уже выплакала... нет... я не сдамся тебе... не покорюсь... ты не согнешь меня... не сломишь меня... Прощай...

пс. Курсивом выделены прямые цитаты из ДжРРТ, перевод взят вот отсюда.

[Адунафель Морниэ]

Такая вот штука про Фарамира. Тоже моя и тоже флэшмобная.

Фарамир закрыл окно. День только начинался, но казалось, что праздник уже в самом разгаре. Даже сквозь ставни в комнату первого королевского советника проникал глухой гул, который то нарастал, то становился тише. К скорому прибытию Короля готовились, и готовились на совесть, хоть и как обычно ничего не успевали и делали всё в последние часы. Раньше Фарамир это всё любил... Да и сейчас любит, просто...Он знал, что век Младших людей краток и рано или поздно придётся остаться одному, но прочувствовать это и осознать в полной мере смог только сейчас, в первый день победы над Сауроном и первый новогодний праздник. Первый праздник без неё. Потери, которые тяжело переносить в будни, становятся просто невыносимыми в праздники: все счастливы, а ты как будто в коконе и ничего не можешь с этим поделать. Только бежать. Куда? А тут сейчас всё равно свободная дорога только одна.
...Ветер свистит в ушах, волосы разметались, а в горле немного першит от запаха гари. Но это неважно. Ремонтирующие дорогу орки провожают его настороженными взглядами раскосых жёлтых глаз. Как там у них идут дела, всего ли хватает, не грозит ли голод? Это потом. Пока есть только дорога, неровная дорога по каменной, покрытой пеплом пустыне. Интересно, что бы он сказал, просвети его кто-нибудь в юности, что большую часть своей жизни он посвятит облагораживанию этой земли? А ведь так оно и вышло.
Он мог бы скакать так ещё очень долго, не останавливаясь, но лошадь устала, а до следующей крепости добираться нужно было ещё часов шесть. Пришлось свернуть.
Серегост... Давно он тут не был. Пожалуй, с тех самых пор, как эта крепость перешла в собственность короны. Вернее то, что от неё тогда осталось. Он тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. Мда, похоже, она ещё раз оправдала своё название, полученное, если ему не изменяла память, после войны Последнего Союза. Какое наименование крепость имела до этого, он не знал и, по правде сказать, его это не очень интересовало. Не до того всегда было. А теперь она была отстроенная, отмытая от крови и снова живая. А жёлтые пятна окон создают ощущение уюта. Но главное— здесь не будет сочувственных покачиваний головами, не будет "понимающих" взглядов, брошенных мимоходом для приличия, не будет ощущения чужеродности. Правда, тут тоже всё не так просто. Одно дело- просто осознавать, что тебе обязан жизнью целый народ. Это легко, если живёшь в Эмин Арнен и даже если видишь этих людей, то воспринимаешь их просто как своих подданных, а не "тех самых, которые..." Но вот если едешь в крепость, которая раньше принадлежала им, проезжаешь через небольшой город, от которого тогда не осталось почти ничего, да ещё и думаешь пересидеть здесь праздники, посвящённые дню победы... чувствуешь себя неловко. От того, что столько людей скрепя сердце признают, что они у тебя в долгу и что никогда не смогут расплатиться. А они точно признают, ведь как иначе объяснить тот факт, что...окрестности Итилиэна стали за время его правления чуть ли не самым мирным местом в Королевстве? Боятся? Те, кто осаждал эту крепость, давно избавились от подобных иллюзий. Копят силы? Возможно. Но пока он жив, они не ударят, почему-то в этом сомнений даже не возникает.
Внутри очень мало народу. Или это после Эмин Арнен так кажется? Да и служащие здесь гондорцы все как один стремятся попасть на праздники домой и выискивают для этого причины разной степени уважительности. Кто-то всё равно остаётся, но они предпочитают переживать молча, а местные вообще особой говорливостью не отличаются. Вот и этот...десятник или кто он там, поставил на стол бутылку, отдёрнул тяжёлую штору и собрался уходить. А когда Фарамир остановил его, предложив тоже выпить вина, просто кивнул и сел напротив. Почти сразу в зале стало светлее и Фарамир понял, что это зажглись свечи у него за спиной. Именно зажглись, потому что зажечь их было некому.
— Не надо, в праздник колдовство карается так же, как и в обычные дни.— Но если колдуют при нём, значит, доверяют. Это приятно.
— Если не сильнее.— Собеседник криво усмехнулся и налил им обоим вина. Оно было тёмно-красным и слегка горчило. А может, показалось. Фарамир по привычке повернулся к окну, но тут только заметил, что обращено оно не на запад, а на север или на восток.
— А разве не всё равно, в какую сторону смотреть, когда вспоминаешь?
— Всё равно, но это традиция. А у вас, выходит, такой нет?— И так ведь понятно, что нет, зачем спрашивать-то? Хотя, лучше уж говорить о традициях бывших врагов, чем просто выпить и пойти спать. Вернее, не спать, а скорее всю ночь смотреть в потолок.
— _Такой_ нет.— Он помолчал.— А из окна, выходящего на запад, будет видно фейерверки.
— Хм, верно.— Интересно, устраивал бы он такие пышные праздненства, если бы сам был Королём? Вряд ли.
— Лучше бы Королём были вы.— Совсем расслабился, уже вслух думать стал! Как будто в кругу семьи.— В Гондоре началась бы гражданская война.
Собеседник допил бокал и налил себе ещё. Трудно было сказать, сколько ему лет. У адунайм вообще непросто определить возраст: годов с тридцати пяти почти не меняешься, а в конце сгораешь за считанные дни. Если дадут. Что довелось пережить этому человеку, он вряд ли узнает, но в волосах у него уже довольно седины, чтобы не бояться гнева королевского наместника.
— Да, и моё королевство состояло бы только из Итилиэна...
— И Мордора.
— Что?!— Ладно, хоть бокал на стол вовремя поставил, а то бы он разбился.
— А что прикажете делать с клятвой верности?
— Той, которую вы принесли, когда я получил в управление эти земли? Мне казалось, вы это сделали для отвода глаз.
Какое-то время собеседник молча смотрел в окно.
— Что ж, ожидать худшего полезно. Почти всегда. К тому же это счастливое неведение спасло нам жизнь. Если бы такое наше отношение к клятвам не считалось бы в Гондоре мифом, ваш Король бы сам попробовал получить её от нас. На тех же условиях. А чем бы это закончилось, вы понимаете.
Мда...
— То есть ты хочешь сказать, что если бы я решил стать Королём...
— Ну да, пришлось бы помочь вам это сделать.
Вот так. Оказывается, кроме Белой Гвардии, у него есть ещё и Чёрная. Дожил...
Из окна стало видно луну. Бледные лучи падали на стол, и в их свете вино казалось какого-то совсем странного тёмного цвета. Символично.
— Я никогда не хотел быть Королём и сейчас не хочу.— Пожал плечами. Никто, мол, силком и не заставляет.— У меня нет на это права.
— Решил бы так в своё время Элендил, и было бы всем счастье.
И вот что тут скажешь? Можно его, конечно, за такие вещи в Цитадель отправить, но толку-то?
— Что же ты решил покончить с этим...счастливым неведением? А ну как я Королю расскажу?
— Не расскажете.
Обычно такое говорят перед тем, как отправить собеседника на Пути, но тут не ощущается даже угрозы.
— Почему же?
— Потому что вы порядочный человек и своих сдавать не будете.
Своих! Ну да, теперь своих...
— А если бы оказался непорядочным?
Его собеседник улыбается. Не криво, по-издевательски, а нормальной человеческой улыбкой.
— А непорядочному бы такую клятву не дали.

[Адунафель Морниэ]

Это про Аллора. Тоже моё. Потерпите уж немножко. Написано по заказу Аллор.

Эх, хозяин, что-то ты расчудился у меня совсем. Нет, я понимаю, что Новый год и всё такое, но нельзя ж столько пить! Ты ж мертвец всё-таки, хоть и живой, тебе оно не положено. Вот что мне теперь с тобой делать, а? Не к Властелину же в таком виде везти, да и упадёшь ты. Опять. Лови потом тебя, пугай всех окрестных эльфов. Они-то думают, Враг козни строит, петь им по ночам не даёт, а тут ты вламываешься. Владычице Лориэна теперь надо Завесу восстанавливать, нехорошо. И ладно бы спал себе, так ведь песни петь надо. Ещё и с особым цинизмом, на квэнья. Да хоть на валарине! Думаешь, оно кому-нибудь слух услаждает? Уже все уши прожужжал этим своим маршем. Знаю я, что эльфы станут пылью, знаю. От смеха они умрут. Хотя нет, лучше уж это, чем про "стальных воинов". Орков распугивает, да, но мне-то потом есть нечего! Житие мое... Чего ты там воздвигаешься опять? Неужто совесть проснулась и ты домой захотел? Ну молодца, раз захотел, только вот в Мордоре тебе сейчас не надо появляться. Властелин, говорят, после каждого разговора с тобой какой-то яд готовит. "Валерьянка" называется. Отравит ещё. А я старый, я не переживу, мне тебя, беспокойника, жалко. Ну заладил:"домой, домой"! Эх, что бы такое придумать... А что если...Хорошая идея и дорогу я знаю. Да и чего её знать-то? Летишь себе и летишь в ту сторону, пока звёзды другими не станут.

...Когда бывший арбитр изящества соизволил открыть глаза, привычные постпраздничные вопросы "кто я?" и "где я?" отошли на второй план. Вместо выяснения этих довольно существенных деталей собственной биографии, девятый назгул пытался вспомнить, когда он успел до такой степени устать от ...существования, что увлёкся здоровым образом жизни. Ведь обливание и прочие взаимодействия с ледяной водой проходят именно по этому разряду. Или его опять кто-то решил в речке искупать? Тогда этот кто-то— эльф, а он сейчас находится в каком-то роскошном эльфятнике, потому как ни в одном человеческом королевстве из речек не ведут такие лестницы. А может, это не речка?
Он оторвал голову от ступеньки и огляделся. Темно, хоть глаз коли. Но кругом вода, это точно. И лестница почему-то кажется до боли знакомой... Он поднимался по ней, рискуя оказаться под стражей, а то и потерять...да, тогда ещё жизнь. Какое-то время он не шевелился, держась за какие-то выбоины в древних ступенях и слушая мерный плеск воды. Волны медленно накатывали и, как показалось прислужнику Тьмы, ещё медленнее отступали. Похожие на тонкие призрачные руки, они как будто бы вцепились в его плащ и постепенно увлекали туда, вниз, в гигантскую впадину, ставшую гигантским кладбищем. И на какие-то мгновения он даже обрадовался этому. Разве он не мертвец и разве ему есть для чего жить? И по крайней мере, это гораздо лучше, чем Бездна... Он уже почти отпустил руки, как вдруг вспомнил об Эльдин. Воображение быстро нарисовало хрупкую фигуру, почему-то сидящую на каких-то светящихся перилах. Мимо неё проплывают звёзды, но она не обращает на них внимания и смотрит в одну точку. Потом она поворачивается в его сторону.
— Не убивай их.— Она прищуривается и смотрит в море, словно пытаясь там что-то разглядеть. — Они живут, пока о них помнят. Исчезнет память - исчезнут и они, тогда уже насовсем. А ты так много помнишь, не убивай их. — Она помолчала.— И меня, ведь я тебя жду.
И она исчезла. Назгул тряхнул головой, а потом наконец почувствовал на себе чей-то взгляд. Он пригляделся. Взгляд дракона был укоряющим, и в то же время немножко виноватым. Ах ты мерзавец! И ведь не побоялся сюда лететь.
Незадачливый персонаж эндорских страшных сказок наконец выбрался на островочек, бывший когда-то вершиной одной из самых известных гор Арды, лёг на спину и стал смотреть на звёзды. Если не обращать внимание на шум волн, то можно подумать, что он дома и всё опять как прежде... Дракон выжидательно посмотрел на него.
— Никак обратно хочешь? Ничего, потерпишь, сам меня сюда притащил. Главное только, чтобы валар нас не увидели.— И, видя, что дракон совсем потерял покой, добавил.— Мне совершенно нечем их угостить. Сейчас праздник, а я тут как бэ хозяин. Неудобно.


*Вроде всё. И да, народ, мы ведь про фидбэк помним, ага?))

[Аллор]

Адунафель, спасиб за проделанную работу!:) Не, правда.
По Нуменорэ вроде на этом форуме все.

Про Сангахиандо понравилось, и про Алдариона и Эрендис... Твое-то мы еще в дайри обсуждали. Про Фарамира оно так, занятно вышло. А что за клятву они ему дали? Т.е. где это в тексте?
И у Кеменкири вещь хорошая.
Надо еще Истарни внимательнее прочесть - как-то однозначного ощущения не сложилось.

[Адунафель Морниэ]

Адунафель, спасиб за проделанную работу!:) Не, правда.

Так ведь хочется иной раз себе и не себе настроение поднять))

А что за клятву они ему дали? Т.е. где это в тексте?
И у Кеменкири вещь хорошая.
Надо еще Истарни внимательнее прочесть - как-то однозначного ощущения не сложилось.

В тексте об этом нет, подразумевалось, что это было раньше, когда Фарамир получил эту землю в управление. У Кеменкири и Истарни вещи хорошие, но сильно "верные". Для меня во всяком случае.

[Аллор]

Так ведь хочется иной раз себе и не себе настроение поднять))

Это да Типа как коллекцию поразбирать.

В тексте об этом нет, подразумевалось, что это было раньше, когда Фарамир получил эту землю в управление. У Кеменкири и Истарни вещи хорошие, но сильно "верные". Для меня во всяком случае.

Вот как. Но и что клятва получилась не-формальная.
У них да, "верного" толка. Вот сама зачастую бьюсь: с одной стороны бывает, что и написано ничего, но от идеологии мерзит, с другой - вроде и взгляды близкие, да написано так слабо и дурно, что лучше б вообще не трогали... По мне - так действительно главное искренность и качество текста, а когда идеология прет - сразу как-то оно дурновкусно выходит...

[Хольгер]

Так ведь хочется иной раз себе и не себе настроение поднять))

Это да Типа как коллекцию поразбирать.

В тексте об этом нет, подразумевалось, что это было раньше, когда Фарамир получил эту землю в управление. У Кеменкири и Истарни вещи хорошие, но сильно "верные". Для меня во всяком случае.

Вот как. Но и что клятва получилась не-формальная.
У них да, "верного" толка. Вот сама зачастую бьюсь: с одной стороны бывает, что и написано ничего, но от идеологии мерзит, с другой - вроде и взгляды близкие, да написано так слабо и дурно, что лучше б вообще не трогали... По мне - так действительно главное искренность и качество текста, а когда идеология прет - сразу как-то оно дурновкусно выходит...

Главное -- качество текста. НО мне, кстати, тексты Кеменкири и Истарни понравились. В отличие от вроде-бы-светлых и вроде-бы-канонических текстов... сами знаете кого.

[convollar]

А мне последний текст - про Аллора - понравился. Хорошо написано и настроение есть.

[Адунафель Морниэ]

А мне последний текст - про Аллора - понравился. Хорошо написано и настроение есть.

Спасибо! Это очень приятно слышать!

[Аллор]

Про Аллора и мне нравится)) *в нем как бы и грустное, и глумежное так вот даже трогательно сливаются. А еще всега интерсно наблюдать, как преломляется видение "твоего" пресонажа у других...

[Адунафель Морниэ]

Про Аллора и мне нравится )) *в нем как бы и грустное, и глумежное так вот даже трогательно сливаются. А еще всега интерсно наблюдать, как преломляется видение "твоего" пресонажа у других...

Мр, спасибо. Приятно, что аффтар оценил))

[Ruth]

драббл - это когда хотел написать стих, но таланта на тебя у Эру не хватило?
Тогда вот еще драбл.

Не смотри в будущее, мой лорд. Не смотри.
Не ищи предсказателей на шумных площадях и гадателей в глухих переулках, ни к чему тебе знать правду.
Недоверчиво прищуриваешься.
Чего мне боятся, спрашиваешь сам себя. Если смерть поджидает в море, то тело будет ближе к дому под волнами, если судьба погибнуть в бою, то славной будет такая гибель.
Не спеши с выводами, мой лорд.
Не всматривайся в зеркала при свечах, не разгадывай узоры на раковинах, не входи к жене своей, не дари ей ни сына, ни дочери.
Если дети погибнут молодыми, отвечаешь ты, пеплом волосы станут, но воспитаю я приемных как своих, и это не то, чего стоит бояться мужчине. Если же успеют продлить род, тогда тем более не страшна такая судьба.
Ты уже не улыбаешься, мой лорд, но все еще ищешь ответы. Плохая затея. Столетья не сулят нам ни славы, ни тени былого величия.
Твой сын доживет до старости, твой внук погибнет на поле боя, правнучка не переживет третьих родов, а ее второй сын станет зятем правителя гаваней, и однажды займет его место. Как день чередуется с ночью, как волна рвется к берегу, а после откатывается назад, так и судьба любого рода переживает взлеты и падения.
И все же не думай о нерожденных веках. Не пытайся представить тех, кто пройдет по набережной через тысячу лет, ведь какая, в сущности, разница, будет это враг из Гондора или союзник из Харада?
Расплата в этом мире неизбежней смерти – последнюю обманули девять, первую – никто. Один потомок Анариона присоединит гавани к своей стране, другой через четыре сотни лет вернет им свободу и сам возглавит поход на бывшего сюзерена.
Ты смеешься, мой лорд. Но меч воздаяния обоюдоострый, и по твоим потомкам он тоже пройдется. Союз с южанами принесет временное убежище и новые копья, высшие станут властвовать над низшими, но через несколько поколений волосы потомков дома Хадора станут жесткими, а глаза – темными. Все вернется, и город, и корабли. Только срок жизни станет чуть-чуть меньше, только имена будут немного другими, видоизмененные южным произношением.
Молчишь. Но это лишь начало, лишь щель между створками двери, лишь фигура на горизонте. Не приближайся к ней, пусть маячит себе. Глаза провидцев затянет солью, едва решаться они заглянуть столь далеко. Но ты, мой лорд, слеплен из совсем другой глины, и тебя не так просто отговорить.
Угаснет род Анариона в Гондоре, угаснет он и в Умбаре. За это время гавани еще пару раз успеют сменить хозяина, а затем северяне отступятся окончательно, поглощенные совсем другими заботами. И когда когда не станет королей, чья власть неоспорима , истончится поток, приносивший в свободолюбивый порт недовольных и неугодных гондорцев, а вместе с ними – и кровь высших людей. Все реже можно будет услышать о черных нуменорцах, и все чаще о пиратах.
Волны разбиваются о скалу, но рано или поздно они разберут ее на много гладких камешков. Та самая скалу, что сгубила не один корабль, станет безобидной галькой, имеющей мало общего со своим грозным прошлым.
У океана времени тоже есть волны. И зря, мой лорд, ты отошел в бурю так далеко от берега. Что видишь ты в будущем? Горсть гальки, своих смуглых, хотя по-прежнему смелых потомков. Изменившийся до не узнаваемости язык, в котором не нашлось места для твоего имени.
Остался лишь черный парус, да и тот так пропитался солью, что стал серым, словно пепел сгоревших страниц истории.
Не смотри в будущее, мой лорд, не смотри. Не ищи прорицателей на пыльных улицах…

[Адунафель Морниэ]

to Ruth
Печально, но красиво... Редко кто так про чёрных нуменорцев пишет. Спасибо )

[Адунафель Морниэ]

Такая вот штука из дайри. Моя))


 На подоконнике стоял стакан. Обычный гранёный стакан, и сквозь него просвечивало солнце. Вода в стакане была мутноватой и мерзкой на вкус, но дневному светилу было всё равно. А вот Гортхауэру нет. С того дня прошла где-то неделя, совсем мало времени, но тёмный майа знал, просто знал, что спокойно смотреть на просвечивающее через воду солнце не сможет никогда. Он слегка прищурился, и спустя несколько затянувшихся мгновений где-то далеко внизу раздался звон бьющегося стекла. Наверное, над раскалёнными чёрными камнями поднялось маленькое облачко пара. Сейчас ведь лето, жарко. То же самое лето, тот же самый год, только...только жизнь уже другая.

Кошка вцепилась в рукав и проснулась, глядя на его обладателя диким взглядом. Дурные сны снятся всем, но это был не сон. Мягкий трёхцветный комок вместо того, чтобы опять свернуться калачиком у тёмного майа на коленях, начал жалобно мяукать и пытаться спрятаться за пазухой, надеясь найти там защиту...от чего? Всё так же светит солнце и за окном едва колышутся деревья. Всё так же, просто на западе начали собираться тучи...

Пятно света наконец добралось до руки и оказалось странно горячим. Или он просто уже успел отвыкнуть от здешней жары? А, может, так оно и должно быть, когда находишься "одной ногой" в Незримом?
— Значит, кошка почувствовала первой?
Как ни странно, он был рад услышать этот голос. В нём не было ни показной истерики последователей Мелькора Скорбящего, ни неестественного равнодушия как будто окаменевших морэдайн, которое скрывало отчаяние, как толстый лёд скрывает воду. Младший брат казался просто спокойным, и это радовало.
— Я что, уже не закрываю аванирэ?
— Ты просто размышлял вслух, а это почти то же самое.
Ну да, вслух. Разбери теперь, вслух или не вслух, если тела как такового и нет.
— Когда твоя фэа отдыхает, ты видишь сны?
— Нет.— Слишком быстро для правды, ну ладно.
— А я теперь да.

Где-то наверху раздался звон: порыв ветра разбил стекло. Гортхауэр быстро взбежал по лестнице и уже в дверях столкнулся с Замин. Девушка, даже не попытавшись чем-то закрыть окно, бросилась бежать, а теперь вот стоит и смотрит на него широко распахнутыми глазами, в которых серыми волнами плещется ужас. Прямо как та кошка.
— Ну что ты? Это же всего лишь гроза.— Даже если вон та огромная дымчатая туча вызывает у тебя опасения, вовсе не обязательно об этом всем рассказывать. А если по форме она чем-то похожа на орла Манвэ, то тем более.


— Ты уже тогда понял, что это конец?
Тогда или после первых разбитых чашек-пепельниц, он не помнил. Но вот когда на площади перед дворцом стал собираться народ, это осознание уже было точно.

— Ты куда?— А в глазах всё тот же немой вопрос: "Что это?!"
— Я недолго, людей надо успокоить. — И уже выходя на балкон.— Разведи пока огонь в очаге, а то холодно что-то. И да, поставь чайник на пол, на всякий случай.
Занята. Хоть чем-то занята и немного отвлеклась. Теперь надо разобраться с толпой. Надежда и сейчас должна умереть последней.

— А какая разница, кто умрёт последним, если всё равно...
Морхэллен не закончил фразу и перестал рассматривать через окно местные красоты. Теперь смотрит в глаза.
— Не знаю, мне казалось, что так правильнее.
Казалось... Раньше ему слишком много всего казалось. Например, что тот, кому подчиняются валар, не захочет заступаться за аманских эльфов таким способом. А потом, когда стало поздно, и когда пришло осознание того, что все вот эти люди, которые сейчас на тебя смотрят и которые слишком далеко, чтобы на тебя смотреть, не переживут этот день, он просто постарался не увеличивать их страдания. Ну и да, сделка с совестью, конечно, была...
— Кому-нибудь удалось спастись?
— Нет.
— А я слышал, что...
— Крыс я не считаю!

Кажется, притихли. То ли действительно успокоились, то ли поняли, что их ждёт и просто держатся, они умеют держаться.
Замин сидит на полу и помешивает угли в камине, вроде, пока всё нормально. Подземные толчки тоже затихли и Менельтарма больше не извергается. Это затишье перед бурей, но можно хотя бы посмотреть, как там поживают наши крысы...
Он прислонился к косяку балконной двери и, чуть прикрыв глаза, обратил внутренний взор к Восточной Бухте. Крысы уплывают, ну-ну... А это что? Какая-то лодчонка, в ней двое. Гортхауэр прищурился. Вот подплыли ближе, явно просятся на борт. Их не пускают. Конечно, зачем пускать "порченых"? Так и потонуть недолго, да и нажитое непосильным трудом золото того и гляди выкидывать придётся... Вот лодочники подняли на руки кого-то третьего, маленького. Протягивают тем, кто на корабле. Что-то сверкнуло... Он запомнил эти рожи, запомнил и не забудет. Что ж, раз в своё время не думал, не просчитал все варианты, а теперь не можешь спасти, то остаётся только месть. Погибшим не поможет, но жизнь, то есть существование, сделает чуть более сносным. Вот и ещё одна сделка с совестью, мда.

Дверь открылась, впустив в комнату закутанную в серо-чёрный плащ фигуру. То ли вошедший забыл постучать, то ли Гортхауэр настолько погрузился в воспоминания, тёмный майа не знал, но его это не волновало. Исчезнуть Морхэллену он тоже не предложил: заглянувший морадан выглядел очень уставшим и тоже явно был весь в своих мыслях.
— Ммм?
— Я из Умбара. Флота больше нет.
— Я понял. — Ведь еле на ногах стоит. Ещё бы, за такое время до Умбара и обратно не доберёшься. Вымотал себя и коня магией!— Ты давно спал?
— Давно.
Скажи ещё, что в прошлой жизни! А ведь так оно и есть.
— Значит, пойдёшь спать сейчас. Это приказ.
— Да...Властелин.
Только сейчас вспомнил! Хотя, по правде сказать, у него, Гортхауэра, видок сейчас совсем не властелинский.
— Как ты им сказал?— Как только дверь закрылась, Морхэллен продолжил разговор как ни в чём не бывало.— У них ведь там родня жила.
Родня... У них там жила часть фэа, а теперь её больше нет. Потому-то, если смотреть из Незримого, они напоминают раненых, и рана эта затянется не скоро, а шрам останется навсегда.
— Как было, так и сказал.
А они и не спрашивали, совсем. Только смотрели, вот так же.

Трёхцветка глядела на него большими зелёными глазами и громко мурчала. Кошки не могут плакать и смеяться, и поэтому мурчание заменяет им и то, и другое. Гортхауэр сидел, прикрыв глаза, и гладил её. Гладил до тех пор, пока она крепко не уснула. Очень крепко не уснула... Гортхауэр открыл глаза, голова болела, он потратил слишком много сил, отправив в объятия Эа сначала всех, кто дал ему клятву, а потом вот эту слишком сильно привязавшуюся к нему кошку.
— Гортхауэр!— Замин не называла его Зигуром и не давала ему клятву...
Он подвинулся поближе, взял её за руку. Пол качался, а на улице было далеко не так спокойно, как раньше. Правда, его уже не звали, поняли, что незачем.
Раздался грохот, и с потолка посыпалась штукатурка. Они вышли на балкон. Земля как будто накренилась, а перед глазами...прямо перед глазами вырастал огромный водяной столб, и сквозь него просвечивало солнце. Наверное, когда волна дойдёт до Эндорэ, она станет красной. Это была его последняя мысль, а потом он обо что-то ударился, и наступила темнота.


Какое-то время Морхэллен молчал. А что тут скажешь?
— Я ненавижу себя.
— Я тоже.— Младший брат, похоже, сам увяз в воспоминаниях.— Но этим никого не вернёшь.
— Их уже ничем не вернёшь. Но сам я умирать не собираюсь.
— Правильно. Только...если себя ненавидишь, ради чего жить?
— Ради жизни.— Попытался улыбнуться, вышло плохо.— А пока в себя не приду - чтобы мстить.
 

[Ruth]

Образ солнца, просвечивающий сквозь стакан воды. Хорошо.

У меня вот тоже неожиданно созрел фанфик. Не вполне темный на этот раз. Нейтральный

Сын и наследник Исилдура никогда не был в Нуменоре. Не хмурился и не сжимал кулаки, слыша имя Зигур.
Зигур. Чародей. Это имя не звучало в доме Элендила, но нашло свое место в его рукописи, оттуда и стало известно Валандилу.
Истар. Мудрец. Маг. Так представил гостя слуга. На какой-то миг словно тьма опустилась на правителя Северного королевства, сжала горло, сковала движения.
Ты же мертв, отец убил тебя, - пульсировало в висках. – Неужели ты будешь возвращаться раз за разом, пока Арда не будет опустошена и лишь сухой ветер будет носиться над пустыней?
- Приказать страже пустить его? Сказать, чтоб приходил в другой раз? Прогнать?
Правильный слуга. Дал господину время на размышления, но не дал думам захватить своего правителя.
- Пусть войдет.
Голос Валандила был глух, как эхо в пещерах Мордора. Если призрак прошлого пришел, чтобы посмеяться над потомками Элендила, то пусть это случится сейчас.
Представившийся магом имел вид седобородого старика в серых дорожных одеждах.
Это не Саурон, - отлегло от сердца у правителя. – Тому гордыня не позволила бы прийти в таком виде. С другой стороны, он ведь сдался Золотоликому. Все верно, - сомнения вновь коснулись Валандила, - он читает в душах и к каждому находит ключ. Для меня он стал пожилым странником, и я не замечу, как сделаю его своим советником.
- Глупец, - старик не поклонился, и тон его был ворчлив. – Подозрительность часто приводит к таким последствиям, к которым и чрезмерная горячность не может привести. Я не он. Если потомки Элендила Высокого еще не потеряли свой дар видеть истину, раскрой наконец-то свои глаза.
И Валандил раскрыл их, глаза своей души. Широко раскрыл и рассмеялся.
- Саурон не стал бы вычитывать меня, как мальчишку, - ответил он. – Но с твоей стороны, старик, крайне неосмотрительно называться магом.
- Гэндальф, - коротко представился странник. – А как еще, если не волшебником, должен представляться майа? Я не столь давно прибыл с Запада, ваших порядков не знаю.
Слово зазвенело в ушах.
С Запада.
Никогда не видевший Остров-звезду слишком много читал про него. Никогда не живший там, он все же любил его и оплакивал.
- Что ты сказал? Но ведь все говорят, что его больше нет. Море до сих пор приносит обломки капителей его колонн, стекла его витражей. Как же…
Валандил не договорил – странник поднял руку в останавливающем жести.
- Я говорил о Заокраинном западе. О земле, где живут Валар и куда уходят эльфы.
Правитель сник. Конечно, какой еще запад остался? Только лежащий за пределами мира.
- Да, конечно, - тихо произнес он, и под сводами зала повисла пауза.
- Я пришел говорить с тобой о будущем твоего королевства, - осторожно прервал молчание, когда тишина стала давящей, старик. – О тех испытаниях, что все еще ждут твои земли.
Сын Исилдура не ответил. Он смотрел куда-то вдаль, погруженный в мысли. Единственный вопрос вдруг овладел его разумом, но сомнения не давали сорваться ему с губ.
- Ты хочешь говорить о чем-то другом, - мягко то ли спросил, то ли просто заметил Гэндальф.
-Да, - Валандил подбирал слова. Такие, которые не обидят гостя из Бессметрного края, не оскорбят мудреца. – Скажи, майа, пришедший с Запада. Что говорят у вас там о нашем Острове? Почему уничтожили его, почему не ограничились флотилией Ар-Фаразона? И, - он замялся. – Кто все-таки это сделал? Валар или Эру?
Выдохнув последние слова, молодой правитель почти физически ощутил, как какой-то камень упал с его души. Вопрос, который многие задавали себе молча, и никто – вслух. Вопрос, которого все боялись. Потому что боялись получить ответ.
Старик отвернулся к окну. Теперь его мысли блуждали где-то далеко. Теперь он подбирал слова.
- Никто. И все. Никто не хотел этого. Но так вышло. – Гэндальф вздохнул, вспоминая, как растерянно советовались владыки, как тяжело принимали решение, как не смели взглянуть друг на друга, когда все закончилось. – Они… мы лишь отказались от нашей власти над Ардой. А затем сама Арда исторгла Валинор из своей плоти. Таков был закон, который мы забыли. Думая, что слагаем лишь свою власть, мы перестали быть ее частью, и были отторгнуты, словно инородное тело. А Нуменор просто оказался рядом с образовавшимся разломом. Просто так вышло, - повторил истар, и в голосе его было нескрываемое сожаление и скорбь.
А Валандил повторял про себя услышанное и не мог поверить. Ему говорили о наказании, об исправлении, о необходимом уничтожении. Но не о случайности, не о необдуманности.
- Просто так получилось, - бесцветным голосом произнес правитель Арнора.
Так они простояли в молчании не один час, и каждый думал о своем. Но все же затем вернулись к другим темам. Время не ждало, и будущее требовало обсуждения больше, чем прошлое.

[convollar]

Фанфики дополняют друг друга. Замечательно получилось - такой разговор собеседников, понимающих друг друга.

[Ruth]

convollar:
А оно в общем-то и писалось под впечатлением и как ответ

[Адунафель Морниэ]

to Ruth
Вспоминается чудесное "Прости, любимая, так получилось". Эх, если бы потомки Верных и впрямь так считали, то к ним бы и вопросов почти не было. Но они, как я поняла, придерживались версии, описанной в "Акаллабет". Собственно, они это дело и написали.

[Аллор]

Адунафель, я еще в дайри писала - мне нравится. И ко-ошку жа-алко...
Ruth, спасиб, мне нравится. Т.е. я лично к такой примерно версии и склоняюсь. Ну либо все же Эру, но Эру тогда ЧКА-шный.

[Адунафель Морниэ]

Тут вроде ещё не пропиарила. На дайри есть хорошее сообщество с фиками по Арде. Без слэша! Там довольно много всего про Нуменорэ и его колонии.

[Ruth]

А еще с драбл-феста можно пособирать. Там біло что-то по теме и не совсем страшное
например вот єто
http://www.diary.ru/~drabbl-fest/p154981385.htm,
косвено
и в последнем круге уже три Ар-Зимрафели, на любой вкус

[Аллор]

Этот Фредов фик мне вполне показался.
За ссылку спасибо.

[Адунафель Морниэ]

Вот ещё про Берутиэль от Агаты Лерд.

...И в ненастный день прибило волнами к берегу лодку из неведомого светлого дерева. Давно прогнили борта, в труху обратился парус. Лишь носовая фигура кошки осталась нетронутой временем...
***
- Бабушка, а расскажи про Дальний Остров?
- Что рассказать...ты же знаешь, не люблю я эти истории.
- Почему?
- Потому! - сухо обрывает старуха девочку. - Чеши уже домой, мать тебя заждалась!
Девочка, подогнанная звонким шлепком, прихватывает со стола пирожок и вихрем выносится в дверь.
Старая женщина, не согбенная временем, распрямляет спину. И долго глядит девочке вслед. Охая, откидывает крышку сундука и перебирает вещи.
Струится меж пальцев черный шелк неистлевшего платья...
...Струится меж пальцев черный шелк покрывала. Под луной стоит королева, и с губ слетают напевы на языке зверей. В эту ночь она владычица не людей - но волков и воронов, ястребов и кошек, сов и крыс.
Красной змейкой скользнуло ожерелье из дорогих камней, затерялось в складках ткани...
Когда-то этих рубинов было вдвое больше...что теперь жалеть?
Неласково встретил проснувшуюся королеву новый берег. Скалы и мох, ни ягод, ни зверей, ничего... Губы немеют, тяжелеет язык - и уже не произнести заветные слова, что так часто спасали... Здесь - чужая сила.
Тихим звоном отзываются упавшие на стол браслеты темного золота. Их было четыре...
Но два из них ушли в уплату за еду и новый дом.
Ложится рядом со всем добром тяжелое серебряное зеркало. Ты, проклятое наследие, что ты показало, что рассказало в роковую ночь? В ночь, когда женщина билась на полу и рыдала, не в силах забыть последние видения... и последние минуты Острова.
Ложится на виски венец, привычно ломит своей тяжестью.
Теперь она не королева - ее знают как Беррит, ведьму-травницу с дальнего берега. Она живет одна, и никого не зовет к себе. К ней идут за советом, ее любят и боятся. Такова теперь ее жизнь.
Столько лет, столько веков...и она ждала. И дождалась.
Завтра...Все будет завтра...
***
- Бабушка, расскажи мне про Дальний Остров?
- Ты думаешь, я знаю?
- Знаешь, ты все знаешь, все-все...
- Ну слушай...пигалица.
И текут слова, течет пряжа под пальцами, журчит веретено. Слова сказки - привычный рисунок, привычное заклятие...

Девочка проснется. Девочка узнает все.
Браслеты не снять с ее рук, не отвести ее взгляд от зеркала.
Она будет искать - и произнесет роковые слова.

Она унаследует этот дом, и этот сундук, и этот венец...И белую дряхлую кошку, что свернулась в ногах.
И она не узнает...и никто не увидит, как тихо, коронованная ветром и пеной морской, в плаще из молний, уходит в море, вслед за своей страной, последняя королева Нуменора...
И с ней уходят восемь теней в черном мехе.

[Адунафель Морниэ]

А это рассказ julia_monday.

- Как пожелаете, господин инголемо*, - покачал головой капитан. - Только на дорогах неспокойно. Ограбят, а то и убьют. А сопровождения я вам дать не могу - все заняты.

- Кто ограбит? Черные? - со страхом, но и с любопытством спросил Дунэндиль. Пронзительные вопли над Городом он не забудет до смертного одра... но посмотреть на морэдайн было очень интересно - зря он, что ли, специализировался на Нуменоре времен последних Королей? Интересно, какие они? Впрочем, он ведь к одной из них и едет...

- Нет. Мужчин здесь не осталось. Кто не погиб с оружием в руках - бежали на юг или восток. В плен они не сдаются. А на дорогах - рабы. Бывшие.

- Рабы? Но разве они враждуют с Гондором? Мы же их освободили!

- Да не с Гондором они воюют, а пропитание себе добывают. Как могут. Раньше их хозяева заставляли трудиться - но и кормили. А теперь ведь не то. Никто с хлыстом не стоит - но никто и не кормит. Вот и добывают пропитание - как от бывших хозяев научились. Не все, конечно, много тех, кто теперь работает для себя. Но разбойников хватает. Мы стараемся их обуздать, но не всегда успеваем.

Дунэндиль несколько минут молчал. Любопытство и уверенность, что уж с ним-то никогда ничего плохого не случится, победили.

- Нет, я еду. Не хочу задерживаться.

- Задержал бы я вас, господин Дунэндиль, для вашего же спокойствия. Но свобода - она на то и свобода, чтобы можно было свободно и голову сложить. Это вон... Великий Тар-Майрон до такой степени желал порядка, что никому продохнуть не давал. А мы никого не принуждаем, даже для его блага.

Подивившись про себя, какие, оказывается, философы служат в гондорской армии - хоть сейчас на диспут посылай на городскую площадь, Дунэндиль распрощался с капитаном и отправился в конюшню. Цель его путешествия была совсем близка...

Сначала он пугался любого шороха на темной проселочной дороге - эстель доверяй, а сам не зевай - но потом успокоился. Никто не выскакивал из темных кустов, не грозил кинжалом, не требовал отдать кошелек и ценные свитки, которые молодой лормастер вез с собой, и Дунэндиль успокоился. Мерный шаг лошади убаюкивал и он погрузился в полусон-полувоспоминания.

С детства Дунэндиль был заворожен историей своей прародины - великого Нумэнора, Дарованной Земли-под-Звездой. Он читал все истории и легенды, до которых мог дотянуться, где говорилось об истории Острова. И с детства же его мучил вопрос: почему? Почему получилось так, что злейшие враги проклятого Моргота стали приносить ему кровавые жертвы? Почему потомок Берена Славного, Лутиэн Пресветлой и Эарендиля Ясного восстал на Западных Владык? Почему Эленна погибла так страшно? Он искал ответы в книгах - и не находил, он спрашивал у отца и его ученых друзей - и никто не смог ответить. Ссылались на человеческую природу, на Искажение Моргота - но все это были лишь общие слова, а не четкий и ясный ответ. Дунэндиль пытался найти ответ и в древнем языке нуменорцев - адунайском. По традиции его семья хорошо знала этот язык и даже все имена детям давались сначала на адунайском, а потом уж переводились на синдарин, как было в обычае у гондорской знати. Предки Дунэндиля пытались сохранить чистый адунайский язык, не смешивая его с вульгарным потомком - вестроном. Но многое забывалось и терялось в бурной истории Средиземья. Людская память - не эльфийская, каждое поколение меняло и искажало древнюю речь. Можно было бы изучать его по книгам - да слишком много их погибло, в войнах с орками, вастаками, харадцами, в страшной Распре Родичей. Да еще и предубеждение, мол, адунайский - речь врагов, предателей, Черных Нуменорцев. Сколько Дунэндиль (или Адуназир) доказывал собеседникам - не в языке дело, древний людской язык, если верить эльфийским мудрецам, близок к языку самих Валар (оттого и звучит неприятнее красивой эльфийской речи) - да разве можно переубедить тех, кто не хочет слушать? Уже и на него стали смотреть косо - мол, кто речь предательскую учит да про предателей истории ищет, тот и сам - предатель. Всего пять лет назад (Дунэндиль еще подростком был) отгремела страшная Война Кольца, воспоминания были слишком свежи. Дунэндиль уже даже немного в себе засомневался - а вдруг, правда, он врагами слишком интересуется? Но нет, Зигур и его деяния по-прежнему вызывали только ненависть и гадливость. А с морэдайн повстречаться все равно хотелось... Посмотреть на них, поговорить... Да и адунайские тексты у них могли сохраниться. Вот Дунэндиль и отправился в Мордор. Нет, морэдайн не жили в темных, душных пещерах - все ж не орки. И не вся земля Мордора походила на выжженную черную пустыню с редкой чахлой травой и колючими кустами. Вокруг серого озера Нурнэн расстилались широкие плодородные поля. Там-то морэдайн и жили - каждая семья в отдельной усадьбе. На них трудились рабы - пленники, захваченные в набегах на Гондор и еще непокоренные восточные племена, неудачливые вастаки и харадцы, проданные за долги. После победы король Элессар отдал земли Нурнен бывшим рабам, а бывшим хозяевам предложил на выбор - уйти со всем своим добром или остаться жить у Нурнена. Почти все предпочли уйти. И, услышав некоторые рассказы от тех, кто застал здесь еще нетронутые виселицы и алтари, Дунэндиль прекрасно понимал, почему... Но кое-кто все же остался - в основном, старухи или женщины с детьми. Говорят, их не трогали. И вот к одной из таких старух - знахарке, и как поговаривали, ведунье - и Дунэндиль теперь и ехал, прослышав, что у нее сохранились тексты на самом что ни на есть настоящем, древнем адунайском. Интересно, что же там...

На этой мысли его грубо прервали, потому что из темных кустов появилась темная же фигура и схватила спокойно идущую лошадь под уздцы. Лошадь захрапела и отпрянула. Дунэндиль чуть не свалился с седла и схватился за рукоять кинжала. Кою, впрочем, сразу же отпустил, увидев, что его окружают. Надо было слушать капитана. Но мало что бывает бессмысленнее, чем сожаления о принятом решении.

- Не бойтесь, господин. Мы вас не тронем.

- Ч-что вам нужно? - Дунэндиль старался, чтобы голос не дрожал, но это у него плохо получалось.

- Кошелечек ваш. Ну и там харчей каких... Коня не надо, конь нам без надобности.

- Берите, - кажется, он легко отделался. Пускай берут кошелек, лишь бы не...

И тут один из разбойников потянул к себе седельную сумку. Ту самую, с бесценными текстами.

- Отдай! - голос позорно сорвался на визг. Дунэндиль вцепился в сумку, как утопающий хватается за веревку... и почувствовал, как его стаскивают с коня.

*

Очнулся он от холода и боли в голове - видно, хорошо об землю приложился. Едва разлепив глаза, морщась и тихонько постанывая, он принялся шарить в грязи, разыскивая драгоценные свитки. Глаза потихоньку привыкли к темноте и дело пошло на лад. Разбойники совсем не заинтересовались старыми бумажками - свитки преспокойно валялись в дорожной грязи. Они почти не пострадали, только "Сказание о Детях Хурина" немного порвалось. Сумка валялась тут же, на земле. Собрав свои сокровища, Дунэндиль с трудом поднялся, размышляя, правда ли, что разбойникам не был нужен конь. Ржание неподалеку подтвердило честность бывших рабов.

Охая, Дунэндиль взобрался на лошадь и потихоньку продолжил путь, размышляя о том, не выгонит ли его знахарка с порога - теперь он сам больше походил на разбойника, чем на честного инголемо. Но делать нечего - приходилось ехать дальше. Раз знахарка здесь осталась - значит, она либо непроходимо глупа, либо не лишена милосердия. Почему-то он был уверен скорее во втором, чем в первом.

*

Первым живым существом, встретившем Дунэндиля у двора знахарки, была кошка, с громким мявом вылетевшая прямо навстречу коню. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, Дунэндиль едва сдержал поводья и проклятье сауроновой твари, с трудом спешился и постучал в ворота. Хозяйка отозвалась так быстро, будто знала о его приезде:

- Кто там, на ночь глядя? Дома не спится?

- Меня зовут Дунэ... Адуназир, госпожа Баттанбэль. Я бы хотел... с вами поговорить.

За воротами раздался смешок:

- О чем нам с тобой говорить, Друг Запада?

- Об Анадунэ, госпожа.

*

Дунэндиль не знал, как у него вырвалось это имя, он ведь хотел начать разговор издалека и исподволь выспросить госпожу Баттанбэль обо всем, что его так интересовало. А то еще, неровен час, захлопнут дверь прямо перед носом. Но вышло все ровно наоборот - дверь распахнулась, будто Дунэндиль произнес волшебное заклинание, и хозяйка знаком пригласила его войти. Увидев нежданного гостя, она, ни слова не говоря, провела его в умывальную комнату, где и оставила наедине с тазиком теплой воды, полотенцем и песочного цвета кошкой с черными лапами и ушами. От пристального взгляда ярко-голубых глаз животного Дунэндилю было не по себе, но он все же умылся, морщась, ощупал шишку на затылке, кое-как пригладил волосы и остановился в растерянности. Где же хозяйка? Кричать на весь дом, призывая ее? Остаться здесь и ждать?

Как раз во время мучительных раздумий кошка встала и не спеша, направилась к двери. На пороге она оглянулась с таким видом, будто приглашала следовать за собой. Дунэндиль открыл дверь. Кошка, двигаясь с видом и достоинством вдовствующей королевы, медленно пошла вперед по коридору. Дунэндиль отправился за ней.

Зверь привел его вовсе не на кухню, как юноша втайне опасался, а в большую комнату, где госпожа Баттанбэль и находилась. Она сидела в большом кресле, положив руки на подлокотники. Кошка, коротко мяукнув, прыгнула к ней на колени и свернулась там калачиком. Теперь праздные руки госпожи Баттанбэль нашли занятие - левой она приобняла зверька, а правой принялась поглаживать. Кошка прижмурила глаза и громко замурлыкала. Дунэндиль так растерянно и стоял посреди комнаты, когда хозяйкина рука, оторвавшись на мгновение от кошки, указала ему на свободный стул. Юноша сел на указанное место и украдкой стал рассматривать хозяйку. Некогда красивая, гордая, надменная. Даже немного страшная. Может, зря он приехал? Не выдержав гнетущей тишины, Дунэндиль брякнул:

- Вы тут... одна живете?

Ох, не следовало бы так начинать! Лезет в личные дела незнакомой женщины... Но старуха спокойно ответила:

- Одна. Я никого не боюсь - целители всем нужны, почти все делаю сама... Мужнюю власть терпеть над собой мне никогда не хотелось, а дети... кошки куда лучше, - она улыбнулась мурлыкающему зверьку. - Они мне и помогают - лучше всяких детей.

Дунэндиль сразу же вспомнил черную королеву-чародейку из детских страшных сказок. У нее тоже были слуги-кошки... И потом, в древних манускриптах он нашел про нее такое... в горле сразу пересохло. Он молчал, твердо решив дождаться вопроса старухи - а то опять что-нибудь ляпнет... Молчание становилось все невыносимее, когда старуха все же проявила любопытство:

- Так скажи, мил-друг, что же ты от меня хотел? Нечасто ко мне вваливаются среди ночи... грязные и с шишками... чтобы поговорить об Анадунэ. С кем по дороге-то повстречался? Неужто, орки еще остались?

- Какие там орки... Люди это были.

- А-а-а, Младшие, небось, - госпожа Баттанбэль усмехнулась. - Нельзя было их отпускать, они только и годятся на то, чтобы работать и прислуживать. А как вы пришли, да отпустили - и грабежом занялись.

- Так кто до этого довел? - горячо возразил Дунэндиль. - Ваш же ... "Великолепный".

- Думаешь, я его сильно люблю? - старуха снова усмехнулась. - Вовсе нет. Да он любви и не требовал - лишь бы боялись да слушались. Впрочем... ладно, говори ... об Анадунэ.

- Понимаете, госпожа, я слышал, ну-у-у... - Дунэндиль заволновался, речь шла о цели его трудного, и даже опасного путешествия, - что у вас есть тексты ... на адунайском. Очень хотелось бы... посмотреть.

Хозяйка молчала, полуприкрыв глаза. Дунэндиль уже решил, что разговор окончен и сейчас его погонят за порог, когда знахарка заговорила.

- Есть. Никому они нужны не были последние-то годы... Саурон ведь свою Черную Речь везде насаждал. Адунайский - нет, не запретил, но как-то... перестали говорить, да. Никому не интересны старые бумажки, а память о Западной Земле давно пытались искоренить. Зачем Саурону рабы, гордые предками? Раб должен знать только господина и гордиться только им, - старуха снова помолчала. - Иди за Урэнир. Она покажет тебе сундучок со свитками, принесешь его сюда.

Кошка спрыгнула с колен хозяйки, сверкнула на юношу ярко-голубыми глазами...

*

До утра Дунэндиль возился со старухиным сундуком, чувствуя себя гномом в драконьей сокровищнице. И богатства вроде бы несметные, но дух у них ... нехороший. Старинных легенд в сундуке не оказалось, все тексты были посвящены последним годам Нуменора. С сугубым отвращением Дунэндиль прочитал текст, где говорилось, как родители, ослепленные и обманутые Зигуром-Сауроном, приносили в жертву на алтарях собственных детей. Так и без Низвержения Нуменор бы скоро кончился - потом, в Средиземье, Саурон, похоже, прекратил подобную практику - видно, не хотел остаться без подданных. Было еще много чего - гимны Зигуру, протоколы судебных заседаний, даже доносы... Изучать язык можно, конечно, но противно. Дунэндиль решил, что ничего не будет просить у старухи - не хотелось копаться в этой грязи снова.

Хозяйка появилась, когда он заканчивал аккуратно укладывать старые бумаги в сундучок. Дунэндиль поднялся:

- Почему? - вдруг спросил он.

Старуха усмехнулась.

- Разве тебе не хочется жить вечно? Разве хочется умирать?

- Нет. То есть вечно жить не хочется. Ведь потом нам предстоит такое... интересное путешествие. Мы не привязаны к одному месту, и это так ... хорошо.

- Отчего бы сразу не отправиться в "путешествие"? Найди скалу повыше и...

- Нет, зачем же отказываться погостить там, где жить так приятно? Но потом еще приятнее отправиться домой. Я знаю, мой Король думает так же. Вообще, сейчас у нас многие так думают.

- Не знаю, может быть, вы и правы, - госпожа Баттанбэль провела рукой по глазам, и оказалась не страшноватой колдуньей, не побежденной вражьей прислужницей, а просто старой, усталой женщиной. - Может быть, за вами - будущее. Но нельзя и забывать о прошлом.

И оба, старуха и юноша, мораданет и дунадан, целительница и ламбенголемо**, не сговариваясь, повернулись на Запад, туда, где некогда была Эленна, Андор, Нуменор, Вестернесс, Анадунэ, Аталантэ и поклонились родной земле.


*Ученый.

** Ученый-языковед.

[Аллор]

Пасиб, обе вещи по-своему хороши, как мне кажется.

[Ruth]

Добавлю еще несколько, хотя вы все это уже читали на летописях или ДФ

Умбарская страшилка
Нет такого народа, нет такой земли, пройди хоть от Форохела до южных пустынь, от Митлонда до моря Рун, где не знают о колдовских ночах. Но пока взрослые закрывают покрепче ставни, дети убегают из дома, чтобы в обществе сверстников рассказывать друг другу страшные истории.
Роханцы собираются в полях, гондорцы – возле гробниц, дети следопытов любят развалины вроде Амон Сул, а умбарцы находят приют в прибрежных пещерах.
Костер наконец-то разгорелся, и присутствующие подростки, пятеро парней и две девченки, расселись вокруг и принялись нанизывать на железные прутья бычков и мидии. Впрочем, присутствовал еще один. Он сидел в сторонке и глаза его были завязаны черным шейным платком.
- Можешь приступать, Моркелеб, - произнес один из тех парней, что сидели у костра. Звали его Эаренмор, и он был самым старшим. – Но только история должна быть по-настоящему страшной. Судить будем строго, не посмотрим, что ты сын лорда гаваней.
Парень с завязанными глазами кивнул.
- Я сын лорда, и если почувствую снисхождение к себе, то обижусь.
- Здесь ты равный, - язвительно заметила одна из девиц, - Даже нет, пока еще не равный. Вот примем в наш круг – тогда будешь. Начинай.
Моркелеба подвели ближе к костру, чтобы всем присутствующим было его хорошо слышно, и юноша начал рассказ.
- Все знают, что если в порту крысы бегут с корабля, то его надо проверить на течь. Но бывает, что вдали от берега они словно сходят с ума, бросаясь прямо в волны, и тогда людям стоило бы последовать их примеру. И это не будет трусостью, ведь известно что не зря крысы боятся кошек харадской ведьмы. Не будет покоя крысе после смерти, если сомкнутся на ее шее призрачные клыки; не будет и человеку упокоения, если коснется его рукой королева Берутиэль.
- Это ж сколько у нее кораблей за две тысячи лет накопилось, - хихикнул кто-то из слушателей, но Моркелеб поднял руку и продолжил.
- Сколько бы гребцов не было на корабле, какие бы не стояли на нем паруса, не уйти ему от маленькой лодочки, на которой и мачты-то нет. Не вернуться кораблю в порт – другая гавань ждет его. Не увидеть смертному то место, где собирает свой флот королева. Так и стоят корабли в призрачной гавани, а все знают, что нет хуже для умбарца, чем не выходить в море. Лишь раз в девяносто девять лет отпускает она своих пленников, и тогда не попадайся на пути несущейся над волнами флотилии.
- Брр, - пробормотала Исильвен. Она была самой младшей, и испугать ее было легко.
Эаренмор снял с прута мидию и затолкал себе в рот.
- Кто еще считает эту историю страшной? Трое из семи. Маловато, Моркелеб, рассказывай еще. У тебя ведь есть еще что-то?
Сын лорда утвердительно кивнул.
- Я расскажу историю о королеве-на-скале. Если выйти на широту Пеларгира, и оттуда держать курс ровно на запад, то можно обогнуть Арду и приплыть к землям, что находятся от нас на востоке, но отделены пустыней. Главное, не пускаться в путь при растущей луне, потому что тогда можешь в полнолуние повстречать королеву-на-скале. Одна-одинешенька сидит она на крошечном камне и тянет руки к небу, а вокруг бьются волны. Никто не в силах устоять перед красотой королевы, ведь это Ар-Зимрафель, прекраснейшая аданет из когда-либо приходивших в этот мир. Но разобьется корабль того, кто приблизится к ней, ведь камень этот – вершина Менельтармы. Поэтому на запад можно плыть лишь когда начинает убывать луна.
Моркелеб замолчал, давая понять – история закончена.
- Голосование, - объявил Эаренмор. Руки поднялись, и Эаренмор посчитал их, - Два против пяти. Не страшно совсем, тем более, что мало кто сейчас на запад плавает. Есть еще что?
- Есть. – подтвердил сын лорда. – Но эту историю вы не должны рассказывать никому. Потому что в ней-то я уверен.
Несмотря на повязку на глазах, Моркелеб был уверен, что остальные сейчас недоуменно переглянулись и начал третий рассказ.
- У Элендила, предка северных королей, был оруженосец по имени Амантир. Идя на войну, так приказывал ему владыка Арнора: «Коль я погибну, отвези видящий камень Элостириона в Митлонд Гил-Галаду, а вдруг и он не вернется – то Элронду, если же Эарендилион умрет, то отдай Галадриэли из волшебного леса».
Так сказал владыка дунэдайн, и еще строго-настрого запретил заглядывать в палантир. А, надо сказать, все знали, что палантир Элостириона смотрел лишь на запад и показывал лишь море, оттого удивил Амантира такой запрет.
И так стало, что верно предвидел король свою смерть и безвременный уход друга своего, Гил-Галада. Не было пределов скорби оруженосца, но помнил он приказ владыки и, вернувшись на запад, принялся исполнять его.
Но сильным было искушение прикоснуться к камню, и Амантир заглянул в него.
Темным был шар вначале, но поддался настойчивому желанию юноши и посветлел. На миг увидел оруженосец гладь моря, а потом его словно накрыла волна и потащила вниз.
Конечно, Амантир испугался, но взгляда не отвел. Нелегко заставить бежать того, кто выжил у Ородруина. И через некоторое время Амантиру открылся подводный город. В центре города стояло огромное конусообразное здание, и понял юноша, что видит Арменелос. Купола у храма не было; расколотая надвое, полусфера лежала неподалеку. Другие дома тоже были сильно повреждены, у одних не хватало стены, у других – крыши, третьи были разодраны трещинами.
А затем Амантир увидел людей. Они шли по улицам, и, приглядевшись, оруженосец понял, что у них синие лица утопленников, вздутые тела и переплетенные с водорослями волосы. Но все же не течение переносило тела, нет – ноги шевелились, сгибались в коленях, затем разгибались.
И вот этого уже оруженосец не выдержал. С криком он бросился от видящего камня, и в себя пришел лишь через три дня. Волосы его полностью поседели, разум до конца так и не вернулся, и не прошло десяти лет, как похоронили Амантира.
Говорят, что ныне хранится этот камень в Митлонде, у Кирдана. Но есть и другая версия. Говорят также, что в беспамятстве оседлал оруженосец коня, привязал к нему сумку с палантиром, доскакал до моря и бросил ее со скалы в пучину. А много лет спустя один умбарский рыбак выловил некий черный шар и отнес своему лорду. Так и хранится видящий камень Элостириона теперь в одной из умбарских сокровищниц, но нет таких смельчаков, которые отважились бы в него заглянуть.
Моркелеб закончил, и повисло молчание.
- Ну? – напомнил о себе юноша.
- Голосуем, - согласился Эаренмор. – Принят.
Аранвен, та самая девченка-язва, торжественно развязала платок, закрывавший глаза Моркелебу.
- Теперь ты с нами. Можешь насобирать себе мидий и присоединяться к трапезе. Выход там, - она махнула рукой влево от себя.
Юноша щурился. После долгого времени, проведенного в темноте, костер прилично бил по глазам, так что предложение выйти к морю было неплохим вариантом.
- Скоро буду, - донеслось из прохода.
Прошло, впрочем, четверть часа, и подростки забеспокоились. Случись что-то с сыном главного человека в Умбаре, им всем не поздоровится. Тем более, колдовская ночь - вдруг его поймала королева Берутиэль?
Эаренмор, а с ним и остальные, бросились наружу.
Темная фигура Моркелеба недвижно стояла прямо на выходе из грота. Он сжимал кулаки, не отрываясь глядя в одну и туже сторону.
Туда, где виднелось зарево пожара. В гавань Умбара, где догорали корабли. Где уже затихла битва.
Шел две тысячи девятьсот восьмидесятый год третьей эпохи.

[Ruth]

Еще с Летописей продублирую.

Три рыцаря

Первый рыцарь был в красном. Когда ночью врывались солдаты в дома, вытаскивали на улицу сонных и испуганных, чтобы вести их в Храм, в котором по надуманному обвинению в измене приносились в жертву сотни неугодных, он появлялся словно из ниоткуда. Был он подобен урагану, сметающему все на своем пути, и алый плащ его развевался языками пламени.
Второй рыцарь был в белом. Приходил он к семьям тех, о ком не смог вовремя узнать первый. Не было в его руке меча, и в неспешности своей рыцарь в белом являл противоположность своему сыну. Приносил он слова утешения несчастным, чьих родных растоптало безумие короля, и как сын князя брал на себя заботу об осиротевших.
Третий носил серое, и мало что известно о его делах. Много времени он проводил в королевском дворце, мирясь с насмешками и унижением. Он подслушивал разговоры и выведывал чужие секреты, подсматривал тайное и не брезговал подкупом. Князь Андуниэ презирал эти методы, ненавидел себя самого за то, что опустился до них. Но каждый вечер рыцарь в красном неименно узнавал, где ему следует появиться этой ночью.

[Ruth]

И снова с Летописей

Солнце коснулось линии горизонта и за считанные минуты исчезло, словно утонуло в закатном море. Тар-Минастир тяжело вздохнул. Зря он рассчитывал увидеть хотя бы силуэты башен Одинокого Острова на фоне закатного солнца. Не помогала ни ясная погода, ни выстроенная им башня.
Считалось, что зоркий глаз способен разглядеть земли бессмертных, но король видел лишь смыкающееся с небом море, ничего более. Он пытался использовать хитроумные системы из выпуклых стекол-линз, хоть и говорили ему, что зрительные трубы по неясной причине не работают, когда стремишься разглядеть Тол-Эрессеа.
Порой одиннадцатого правителя Нуменора одолевали сомнения, что кто-то вообще мог рассмотреть с Острова земли эльфов. Легенды не всегда правдивы, и люди, которые утверждают, что видели закатный берег, могут обманывать. Сознательно ли, не желая разрушать сказку или боясь гнева короля? Неосознанно, будучи обманутыми собственным зрением или не в силах отличить фантазию от действительности?
Тар-Минастир лгал из страха, что подданные сочтут короля впавшим в немилость у Валар. Все в Нуменоре знали – больше, чем в Арменелосе проводит король времени в своей башне, глядя на запад, наблюдая за Тол-Эрессеа. Часто даже государственные дела решает там, а не в королевском дворце.
Никто не знал, что еще ни разу король не видел западного берега. Никто не ведал, как изъедает это его изнутри, как выжигает огнем, как отравляет медленным ядом.
А ведь он любил эльфов. Тепло привечал их на Острове, послал на восток огромный флот по первой же просьбе Гил-Гэлада, отправил на войну своего наследника. Да если бы не нуменорские стрелы и мечи, мало что осталось бы от Имладриса и от Митлонда, и, может, король нолдор также был бы распят на копьях, как его родич и кузнец из Ост-ин-Эдиль. Земли к западу от Мглистых гор лежали бы в руинах, если бы не он, Тар-Минастир, пришедший на помощь.
Сколько десятилетий минуло с тех пор? Прошло то время, когда он надеялся, что за заслуги ему подобно Туору предложат жизнь в Амане. Не бессмертие, нет, этого он не просил, лишь полсотни лет в благословенном краю. Разве многого хотел король Йозайана? Разве мало он сделал для эльфов?
Рухнули те надежды, пеплом осели на волосы короля. Теперь он просил лишь о даре видеть. Разглядеть башенки и корабли, фонари на пристани и беседки. Неужели и этой малости не заслужил тот, кто спас Эндорэ?
Ночь не принесла королю покоя, следующий день был удивительно ясным, а закатный край по-прежнему оставался скрытым от Тар-Минастира.
Правитель сел за стол, достал пергамент и чернильницу.
Перо побежало по поверхности, оставляя темно-синий след.
- Возлюбленный сын мой, предводитель воинов Нуменора, наследник и будущий король…
Тар-Минастир замер, еще раз взглянул в окно, что выходило на запад. Перо дрогнуло над пергаментом.
- И будущий король Ар-Балкумаган.

[Ruth]

И еще одна версия про Берутиэль (со своего дайря)

Девочка росла тихой и замкнутой . Такие дети, те самые черти, что водятся в тихом омуте – частый плод брака без любви. Умбарский лорд Халлакар не хотел связывать себя узами с какой-то из прочих знатных семей, но и супругу из харадрим тоже не желал. Поэтому женился на пленнице из южного Гондора. Знатность ее рода мало волновала умбарца, внешность лучше имен и фамилий говорила о чистоте крови, а она была такой, что и королю не зазорно породниться.
Глорэдэли ничего не оставалось, как смириться со своей участью. Первый год она была уверена, что братья найдут способ освободить ее, затем еще какое-то время просто надеялась на это. Затем умерла и надежда, и серые льдинки-глаза потухли. Единственное, чем она жила это дети, два сына и дочь. Но и им она не открывала правды о своем происхождении, жалея их и не желая ставить перед трудным выбором. А затем тоска взяла свое, и дунаданет покинула этот мир, не успев поседеть даже наполовину.
Дочь унаследовала от матери красоту. Столь привлекательной она была, что лорд Халлакар усиливал охрану, когда уходил с сыновьями в море.
Но однажды это не помогло. Молниеносен был удар гондорцев, и не было дома хозяина, чтобы остановить их. Лишь юная дева выжила в той резне, и с ужасом смотрела она на предводителя отряда, а он смотрел на нее почти с отческой любовью.
- У тебя глаза и губы Глорэдели, и ее мягкие волосы, - говорил воин. – Я ее брат, а ты наверняка моя племянница. А где она сама?
И покачнулся воин, узнав, что опоздал. Но решил, что раз не удалось ему освободить сестру, то хоть племянницу вызволит он из умбарского плена.
Но когда плыли они в Гондор, с тоской смотрела она на удаляющуюся гавань, потому что не знала другого дома кроме Умбара. И на том корабле познакомилась она также с королем Таранноном, а тот узнал имя своей будущей жены – Берутиэль.

[Аллор]

Спасибо! Я тексты давно прочла, да все не соберусь откомментить...