С миру по нитке, рассказы и драбблы Опции

[Адунафель Морниэ]

Сюда предлагаю закидывать драбблы, короткие рассказы и прочие сказки-легенды-тосты на заданную тему. Главное, чтобы они не были большими.

Фидбэк приветствуется!

А пока я скопирую то, что лежит в соседних тредах, чтобы легко было найти.

Драббл от Кеменкири
Про морадана
(или «Родиться в СССР»)

Храбрый морадан, капитан военного корабля, грозный и страшный также на суше (в бою – врагам, в дурном настроении – первому встречному), предавался занятию, казалось бы, недостойному для столь сурового воина: в открытую плакал и время от времени широкой ладонью размазывал слезы по лицу.
Впрочем, делал он это по зову собственной души и, мало того, полагал, что времена и дела нынче такие, что нет ничего зазорного ни в том, что сам он плачет, ни в том, что посланец Короля, пришедший выслушать его, внимательно на него смотрит.
Он, конечно, стоял перед посланцем, почтительно склонив голову – а как же еще! Трудность была в ином: все-таки подбирать слова, отличные от тех, что кратки, ёмки и очень подходят для команд в ночном бою со внезапной засадой. Не то чтобы учтивым речам он учён не был – еще как был, его славному роду идет не первая тысяча лет! – но слишком часто в последнее время пригождались те, краткие и ёмкие.

- Это ведь любому понятно: Остров – это был мой дом. Я ведь не совсем в боях одичал, я крепко помню: дом – это святое! И что Король прикажет – тоже. Я ведь и в его эскадру должен был отплыть на этом вот самом корабле! Прочие наши и поплыли, а я… Нельзя было отсылать всех воинов, потому что эти за… э… зарвавшиеся дикари не нашли лучше времени, чтобы опять захватить те поля, которые они до сих пор по ошибке считают своими пастбищами! Мне по жребию выпало идти на них, а я подумал еще: если быстро ударим – догоню эскадру в пути, у меня и паруса, и гребцы – лучшие!
…И ведь ударили, да… Нескоро они теперь придут… Но кто же знал, что этот за… э… закосневший в злобе и дикости колдун достанет меня своим зачарованным дротиком! …Ну, или яд лекари не вдруг верно распознали… И лежал я в горячке, сорок дней, говорят, лежал, как тюфяк, - а куда команда без меня-то?
Ну да ладно, я, как глаза открыл, велел меня к берегу нести, как встал, до короля добрел, друзья на палубу подняли, взялся я за штурвал, чтобы не упасть – сразу полегчало! Ну, думаю, поплывем теперь Короля с победой поздравлять, когда вернется, победа Короля – и моя победа, хоть я ради нее и пальцем не ударил, - а тут…

Он явственно всхлипнул и завершил речь, даже не заметив, что потерял где-то церемонное «вы»:
- Ты ведь меня поймешь, еще как поймешь, ты сам и вовсе – оттуда: Остров – это всем нам дом… был… И мне – дом. А я там даже ни разу не побывал…

Посланник кивнул ему, сделал рукой знак ждать – и вышел из шатра, так и не произнеся за время их встречи ни слова. Эта суровая сдержанность в итоге пробудила в сердце морадана уважение к пришедшему, явственно молодому и вовсе не из воинов (так что вначале подумалось неуважительное «мальчишка!»).

А воин и мореход опустился на низкую скамеечку и через какое-то время сам с удивлением заметил, что, дав волю чувствам, продолжает неизвестно кому еле слышно жаловаться вслух:
- И небо… небо теперь другое… горизонт. Я все думал – это подлый колдун мне глаза ядом сбил, злился, напился, переспросил, как его повесили…Да хорошо повесили, как надо, да они все теперь говорят, что небо теперь – такое…

Впрочем, это точно не имело смысла говорить посланцу, он не только не воин, но и не мореход наверняка, ему не понять, им всем не понять, они небо-то видят все, да не знают, как это важно… Впрочем, он понял другое – ведь как посмотрел-то как перед тем, как вышел! Он понял – про землю. Это важнее.
Вот ведь не думал, что будет ему когда-нибудь земля важнее моря… Ан есть такая земля. Родная. Только больше ее – нет. А когда была – и не подумалось как-то…

08-09.04.2008

[Адунафель Морниэ]

А это рассказ julia_monday.

- Как пожелаете, господин инголемо*, - покачал головой капитан. - Только на дорогах неспокойно. Ограбят, а то и убьют. А сопровождения я вам дать не могу - все заняты.

- Кто ограбит? Черные? - со страхом, но и с любопытством спросил Дунэндиль. Пронзительные вопли над Городом он не забудет до смертного одра... но посмотреть на морэдайн было очень интересно - зря он, что ли, специализировался на Нуменоре времен последних Королей? Интересно, какие они? Впрочем, он ведь к одной из них и едет...

- Нет. Мужчин здесь не осталось. Кто не погиб с оружием в руках - бежали на юг или восток. В плен они не сдаются. А на дорогах - рабы. Бывшие.

- Рабы? Но разве они враждуют с Гондором? Мы же их освободили!

- Да не с Гондором они воюют, а пропитание себе добывают. Как могут. Раньше их хозяева заставляли трудиться - но и кормили. А теперь ведь не то. Никто с хлыстом не стоит - но никто и не кормит. Вот и добывают пропитание - как от бывших хозяев научились. Не все, конечно, много тех, кто теперь работает для себя. Но разбойников хватает. Мы стараемся их обуздать, но не всегда успеваем.

Дунэндиль несколько минут молчал. Любопытство и уверенность, что уж с ним-то никогда ничего плохого не случится, победили.

- Нет, я еду. Не хочу задерживаться.

- Задержал бы я вас, господин Дунэндиль, для вашего же спокойствия. Но свобода - она на то и свобода, чтобы можно было свободно и голову сложить. Это вон... Великий Тар-Майрон до такой степени желал порядка, что никому продохнуть не давал. А мы никого не принуждаем, даже для его блага.

Подивившись про себя, какие, оказывается, философы служат в гондорской армии - хоть сейчас на диспут посылай на городскую площадь, Дунэндиль распрощался с капитаном и отправился в конюшню. Цель его путешествия была совсем близка...

Сначала он пугался любого шороха на темной проселочной дороге - эстель доверяй, а сам не зевай - но потом успокоился. Никто не выскакивал из темных кустов, не грозил кинжалом, не требовал отдать кошелек и ценные свитки, которые молодой лормастер вез с собой, и Дунэндиль успокоился. Мерный шаг лошади убаюкивал и он погрузился в полусон-полувоспоминания.

С детства Дунэндиль был заворожен историей своей прародины - великого Нумэнора, Дарованной Земли-под-Звездой. Он читал все истории и легенды, до которых мог дотянуться, где говорилось об истории Острова. И с детства же его мучил вопрос: почему? Почему получилось так, что злейшие враги проклятого Моргота стали приносить ему кровавые жертвы? Почему потомок Берена Славного, Лутиэн Пресветлой и Эарендиля Ясного восстал на Западных Владык? Почему Эленна погибла так страшно? Он искал ответы в книгах - и не находил, он спрашивал у отца и его ученых друзей - и никто не смог ответить. Ссылались на человеческую природу, на Искажение Моргота - но все это были лишь общие слова, а не четкий и ясный ответ. Дунэндиль пытался найти ответ и в древнем языке нуменорцев - адунайском. По традиции его семья хорошо знала этот язык и даже все имена детям давались сначала на адунайском, а потом уж переводились на синдарин, как было в обычае у гондорской знати. Предки Дунэндиля пытались сохранить чистый адунайский язык, не смешивая его с вульгарным потомком - вестроном. Но многое забывалось и терялось в бурной истории Средиземья. Людская память - не эльфийская, каждое поколение меняло и искажало древнюю речь. Можно было бы изучать его по книгам - да слишком много их погибло, в войнах с орками, вастаками, харадцами, в страшной Распре Родичей. Да еще и предубеждение, мол, адунайский - речь врагов, предателей, Черных Нуменорцев. Сколько Дунэндиль (или Адуназир) доказывал собеседникам - не в языке дело, древний людской язык, если верить эльфийским мудрецам, близок к языку самих Валар (оттого и звучит неприятнее красивой эльфийской речи) - да разве можно переубедить тех, кто не хочет слушать? Уже и на него стали смотреть косо - мол, кто речь предательскую учит да про предателей истории ищет, тот и сам - предатель. Всего пять лет назад (Дунэндиль еще подростком был) отгремела страшная Война Кольца, воспоминания были слишком свежи. Дунэндиль уже даже немного в себе засомневался - а вдруг, правда, он врагами слишком интересуется? Но нет, Зигур и его деяния по-прежнему вызывали только ненависть и гадливость. А с морэдайн повстречаться все равно хотелось... Посмотреть на них, поговорить... Да и адунайские тексты у них могли сохраниться. Вот Дунэндиль и отправился в Мордор. Нет, морэдайн не жили в темных, душных пещерах - все ж не орки. И не вся земля Мордора походила на выжженную черную пустыню с редкой чахлой травой и колючими кустами. Вокруг серого озера Нурнэн расстилались широкие плодородные поля. Там-то морэдайн и жили - каждая семья в отдельной усадьбе. На них трудились рабы - пленники, захваченные в набегах на Гондор и еще непокоренные восточные племена, неудачливые вастаки и харадцы, проданные за долги. После победы король Элессар отдал земли Нурнен бывшим рабам, а бывшим хозяевам предложил на выбор - уйти со всем своим добром или остаться жить у Нурнена. Почти все предпочли уйти. И, услышав некоторые рассказы от тех, кто застал здесь еще нетронутые виселицы и алтари, Дунэндиль прекрасно понимал, почему... Но кое-кто все же остался - в основном, старухи или женщины с детьми. Говорят, их не трогали. И вот к одной из таких старух - знахарке, и как поговаривали, ведунье - и Дунэндиль теперь и ехал, прослышав, что у нее сохранились тексты на самом что ни на есть настоящем, древнем адунайском. Интересно, что же там...

На этой мысли его грубо прервали, потому что из темных кустов появилась темная же фигура и схватила спокойно идущую лошадь под уздцы. Лошадь захрапела и отпрянула. Дунэндиль чуть не свалился с седла и схватился за рукоять кинжала. Кою, впрочем, сразу же отпустил, увидев, что его окружают. Надо было слушать капитана. Но мало что бывает бессмысленнее, чем сожаления о принятом решении.

- Не бойтесь, господин. Мы вас не тронем.

- Ч-что вам нужно? - Дунэндиль старался, чтобы голос не дрожал, но это у него плохо получалось.

- Кошелечек ваш. Ну и там харчей каких... Коня не надо, конь нам без надобности.

- Берите, - кажется, он легко отделался. Пускай берут кошелек, лишь бы не...

И тут один из разбойников потянул к себе седельную сумку. Ту самую, с бесценными текстами.

- Отдай! - голос позорно сорвался на визг. Дунэндиль вцепился в сумку, как утопающий хватается за веревку... и почувствовал, как его стаскивают с коня.

*

Очнулся он от холода и боли в голове - видно, хорошо об землю приложился. Едва разлепив глаза, морщась и тихонько постанывая, он принялся шарить в грязи, разыскивая драгоценные свитки. Глаза потихоньку привыкли к темноте и дело пошло на лад. Разбойники совсем не заинтересовались старыми бумажками - свитки преспокойно валялись в дорожной грязи. Они почти не пострадали, только "Сказание о Детях Хурина" немного порвалось. Сумка валялась тут же, на земле. Собрав свои сокровища, Дунэндиль с трудом поднялся, размышляя, правда ли, что разбойникам не был нужен конь. Ржание неподалеку подтвердило честность бывших рабов.

Охая, Дунэндиль взобрался на лошадь и потихоньку продолжил путь, размышляя о том, не выгонит ли его знахарка с порога - теперь он сам больше походил на разбойника, чем на честного инголемо. Но делать нечего - приходилось ехать дальше. Раз знахарка здесь осталась - значит, она либо непроходимо глупа, либо не лишена милосердия. Почему-то он был уверен скорее во втором, чем в первом.

*

Первым живым существом, встретившем Дунэндиля у двора знахарки, была кошка, с громким мявом вылетевшая прямо навстречу коню. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, Дунэндиль едва сдержал поводья и проклятье сауроновой твари, с трудом спешился и постучал в ворота. Хозяйка отозвалась так быстро, будто знала о его приезде:

- Кто там, на ночь глядя? Дома не спится?

- Меня зовут Дунэ... Адуназир, госпожа Баттанбэль. Я бы хотел... с вами поговорить.

За воротами раздался смешок:

- О чем нам с тобой говорить, Друг Запада?

- Об Анадунэ, госпожа.

*

Дунэндиль не знал, как у него вырвалось это имя, он ведь хотел начать разговор издалека и исподволь выспросить госпожу Баттанбэль обо всем, что его так интересовало. А то еще, неровен час, захлопнут дверь прямо перед носом. Но вышло все ровно наоборот - дверь распахнулась, будто Дунэндиль произнес волшебное заклинание, и хозяйка знаком пригласила его войти. Увидев нежданного гостя, она, ни слова не говоря, провела его в умывальную комнату, где и оставила наедине с тазиком теплой воды, полотенцем и песочного цвета кошкой с черными лапами и ушами. От пристального взгляда ярко-голубых глаз животного Дунэндилю было не по себе, но он все же умылся, морщась, ощупал шишку на затылке, кое-как пригладил волосы и остановился в растерянности. Где же хозяйка? Кричать на весь дом, призывая ее? Остаться здесь и ждать?

Как раз во время мучительных раздумий кошка встала и не спеша, направилась к двери. На пороге она оглянулась с таким видом, будто приглашала следовать за собой. Дунэндиль открыл дверь. Кошка, двигаясь с видом и достоинством вдовствующей королевы, медленно пошла вперед по коридору. Дунэндиль отправился за ней.

Зверь привел его вовсе не на кухню, как юноша втайне опасался, а в большую комнату, где госпожа Баттанбэль и находилась. Она сидела в большом кресле, положив руки на подлокотники. Кошка, коротко мяукнув, прыгнула к ней на колени и свернулась там калачиком. Теперь праздные руки госпожи Баттанбэль нашли занятие - левой она приобняла зверька, а правой принялась поглаживать. Кошка прижмурила глаза и громко замурлыкала. Дунэндиль так растерянно и стоял посреди комнаты, когда хозяйкина рука, оторвавшись на мгновение от кошки, указала ему на свободный стул. Юноша сел на указанное место и украдкой стал рассматривать хозяйку. Некогда красивая, гордая, надменная. Даже немного страшная. Может, зря он приехал? Не выдержав гнетущей тишины, Дунэндиль брякнул:

- Вы тут... одна живете?

Ох, не следовало бы так начинать! Лезет в личные дела незнакомой женщины... Но старуха спокойно ответила:

- Одна. Я никого не боюсь - целители всем нужны, почти все делаю сама... Мужнюю власть терпеть над собой мне никогда не хотелось, а дети... кошки куда лучше, - она улыбнулась мурлыкающему зверьку. - Они мне и помогают - лучше всяких детей.

Дунэндиль сразу же вспомнил черную королеву-чародейку из детских страшных сказок. У нее тоже были слуги-кошки... И потом, в древних манускриптах он нашел про нее такое... в горле сразу пересохло. Он молчал, твердо решив дождаться вопроса старухи - а то опять что-нибудь ляпнет... Молчание становилось все невыносимее, когда старуха все же проявила любопытство:

- Так скажи, мил-друг, что же ты от меня хотел? Нечасто ко мне вваливаются среди ночи... грязные и с шишками... чтобы поговорить об Анадунэ. С кем по дороге-то повстречался? Неужто, орки еще остались?

- Какие там орки... Люди это были.

- А-а-а, Младшие, небось, - госпожа Баттанбэль усмехнулась. - Нельзя было их отпускать, они только и годятся на то, чтобы работать и прислуживать. А как вы пришли, да отпустили - и грабежом занялись.

- Так кто до этого довел? - горячо возразил Дунэндиль. - Ваш же ... "Великолепный".

- Думаешь, я его сильно люблю? - старуха снова усмехнулась. - Вовсе нет. Да он любви и не требовал - лишь бы боялись да слушались. Впрочем... ладно, говори ... об Анадунэ.

- Понимаете, госпожа, я слышал, ну-у-у... - Дунэндиль заволновался, речь шла о цели его трудного, и даже опасного путешествия, - что у вас есть тексты ... на адунайском. Очень хотелось бы... посмотреть.

Хозяйка молчала, полуприкрыв глаза. Дунэндиль уже решил, что разговор окончен и сейчас его погонят за порог, когда знахарка заговорила.

- Есть. Никому они нужны не были последние-то годы... Саурон ведь свою Черную Речь везде насаждал. Адунайский - нет, не запретил, но как-то... перестали говорить, да. Никому не интересны старые бумажки, а память о Западной Земле давно пытались искоренить. Зачем Саурону рабы, гордые предками? Раб должен знать только господина и гордиться только им, - старуха снова помолчала. - Иди за Урэнир. Она покажет тебе сундучок со свитками, принесешь его сюда.

Кошка спрыгнула с колен хозяйки, сверкнула на юношу ярко-голубыми глазами...

*

До утра Дунэндиль возился со старухиным сундуком, чувствуя себя гномом в драконьей сокровищнице. И богатства вроде бы несметные, но дух у них ... нехороший. Старинных легенд в сундуке не оказалось, все тексты были посвящены последним годам Нуменора. С сугубым отвращением Дунэндиль прочитал текст, где говорилось, как родители, ослепленные и обманутые Зигуром-Сауроном, приносили в жертву на алтарях собственных детей. Так и без Низвержения Нуменор бы скоро кончился - потом, в Средиземье, Саурон, похоже, прекратил подобную практику - видно, не хотел остаться без подданных. Было еще много чего - гимны Зигуру, протоколы судебных заседаний, даже доносы... Изучать язык можно, конечно, но противно. Дунэндиль решил, что ничего не будет просить у старухи - не хотелось копаться в этой грязи снова.

Хозяйка появилась, когда он заканчивал аккуратно укладывать старые бумаги в сундучок. Дунэндиль поднялся:

- Почему? - вдруг спросил он.

Старуха усмехнулась.

- Разве тебе не хочется жить вечно? Разве хочется умирать?

- Нет. То есть вечно жить не хочется. Ведь потом нам предстоит такое... интересное путешествие. Мы не привязаны к одному месту, и это так ... хорошо.

- Отчего бы сразу не отправиться в "путешествие"? Найди скалу повыше и...

- Нет, зачем же отказываться погостить там, где жить так приятно? Но потом еще приятнее отправиться домой. Я знаю, мой Король думает так же. Вообще, сейчас у нас многие так думают.

- Не знаю, может быть, вы и правы, - госпожа Баттанбэль провела рукой по глазам, и оказалась не страшноватой колдуньей, не побежденной вражьей прислужницей, а просто старой, усталой женщиной. - Может быть, за вами - будущее. Но нельзя и забывать о прошлом.

И оба, старуха и юноша, мораданет и дунадан, целительница и ламбенголемо**, не сговариваясь, повернулись на Запад, туда, где некогда была Эленна, Андор, Нуменор, Вестернесс, Анадунэ, Аталантэ и поклонились родной земле.


*Ученый.

** Ученый-языковед.