Кэртианское Опции

[Адунафель Морниэ]

Написалось вот по Камше.

Кобыла пегой масти шла сонной трусцой, но была настоящей. Мельник знал это точно, что бы там ни говорили суеверные соседи, хотя в такие паршивые времена ни в чём нельзя быть уверенным. Солнце, так и не пожелав выныривать из-под низких серых облаков, двигалось к закату, приближая ночь Зимнего Излома. Проклятущая метель как будто бы улеглась, но за два дня намело столько, что в такую погоду если и ехать куда, так только к леворуковой бабушке. Или к ызаржьей. Но не на север точно. В шестнадцатый раз выругав себя за жадность, мельник обернулся.


— Может, в деревню свернём, эрэа? Время сейчас дурное, да и погода ни к Леворукому. Замёрзнем ведь мы в этих кошачьих горах, как пить дать замёрзнем.

Сидевшая на телеге женщина пошевелилась. Мельник уже не мог видеть её глаз, но знал, что они глубокого синего цвета. С югов приехала, не иначе. Этим кэналлицам, или кто они там, всегда море по колено, но поди поверь, что это хрупкое существо потянет в горы, да ещё в ночь. Мельник прищурился - женщина улыбалась. Змеища. Если опять откажется поворачивать, нечего её слушать. Три деревни уже пропустили.

— Хм, пожалуй, свернём. Раз вы так устали...

Разрубленный Змей, а она не устала! Целый день на ухабах трястись нет, не устала! Ссадить её в деревне, а утром, как только солнце выглянет, обратно ехать. И Чужой с ними, с деньгами.
Похоже, странноватая попутчица угадала его мысли и улыбнулась ещё шире.

— Я заплачу вам. — Её голос был чуть надтреснутым, а сама она походила на сытую кошку, поймавшую мышь просто для того, чтобы с ней поиграть.— Хотите вы этого или нет.

Пегая устала, но теперь уже несчастный мельник гнал её немилосердно. Ведьма! Как есть ведьма. Он-то дурак, купился на золотишко, да ещё в Ночь Излома!
— Вы лошадку-то пожалейте. Она ж хоть и пегая, а живая.— Закатная тварь, ещё совсем недавно казавшаяся почтенной вдовой, теперь откровенно потешалась. Пристрелить бы её, благо, пистолет хоть и старый, а заряженный, так ведь не помрёт же она, как пить дать не помрёт. Только хуже ещё будет. Нет уж, довезти её до деревни надо, а там будь, что будет.

— Тут постоялый двор - чудо просто! Такое пиво, что даже Леворукому бы понравилось.

Мельник понимал, что несёт чушь и уже начинает заговариваться, но это неважно. Сбагрить бы это несчастье, да поскорее. А самому можно и к тётке попроситься. Она хоть и дура, но всё лучше, чем под одной крышей с нечистью ночевать.
Телега уткнулась в сугроб, мельник выругал старую клячу, но, так как они уже приехали, почти с нежностью помянул Леворукого. На этот раз помог, гад, и от него польза бывает.
— Благодарю вас.— Ведьма стояла в дверях.— Без награды вы не останетесь, но это будет не золото и даже не серебро, а то, что по нынешним временам дороже денег.

И мельник уехал, ещё не зная, что переживёт все обрушившиеся на Север обвалы и землетрясения, перенесёт последующий за ними голод и проживёт долгую почти спокойную жизнь, за что и будет прозван впоследствии Счастливчиком.


***
Святая Октавия смотрела на собравшихся большими синими глазами и слегка улыбалась нарисованной улыбкой. Неизвестный иконописец постарался на славу, но двум фульгам пока было ни до разговоров об искусстве, ни, тем более, о спасении души. Они сидели за шатким деревянным столом и точили об него когти, то и дело бросая взгляд на божий одуванчик с иконы. Не то чтобы они ждали каких-то неприятностей, о нет, они просто занимались обычными кошачьими делами, хоть были и не простыми кошками, а закатными. Ничего особенного. Почти.
— Глянь на неё хоть разок.— Фульга, принявшая наконец человеческое обличие, перевела взгляд на стоящего у окна золотоволосого мужчину. — Общее же дело.

— Да помню я её.— Самый известный в Кэртиане кошатник сперва окинул двух огнеплясок насмешливым взглядом ярких зелёных глаз, а потом удобно устроился на подоконнике, обхватив колени руками.— И я думаю, нас уже услышали. Тут вот лошадь одна интересная пришла, но не...наша.

— Ну тебя! — Вторая фульга тоже избавилась от полукошачьего облика, но кошкость в ней осталась. Того и гляди зашипит.— Наша! Скажешь тоже.
— А что?— Её сестра села на краешек стола и чуть не свалила изображение самой почитаемой в Талиге святой.— Сейчас все в одной лодке плывём. Несмотря ни на что.

В дверь постучали, и как же некстати! Да и с чего бы трактирщику будить "почтенное семейство"? В два бесшумных прыжка "младшая" фульга оказалась у двери и уже готова была выпустить когти. Маленькие, но острые, как рыболовные крючки.
— Кто там?
— Я.

Вот тебе и всё... А ждали-то какую-нибудь Зою, не думали, что до них снизойдут.
— Открой.— Похоже, Зеленоглазый понял её промедление по-своему.— Она это.
— Да.— Замок щёлкнул и старая дверь со скрипом отворилась. — Это действительно я.
Высокая темноволосая женщина шагнула в проём и уселась на один из расшатанных стульев. Она выглядела старше нарисованной святой, отличаясь от неё, как матёрая кошка-крысоловка отличается от новорожденного котёнка. Красивы оба, но красота эта разная.

Единственный мужчина встал, то есть слез с подоконника при появлении дамы и лучезарно улыбнулся.

— Рад видеть вас снова, эрэа...Оставленная.

[Адунафель Морниэ]

И про Дикушу.

За порогом Дик все же обернулся, хоть это и было слабостью. Алвы у огня больше не было, не было и огня, не было вообще ничего.
— Выше голову, Надорэа, — прикрикнул сюзерен, — ты Повелитель Скал или спрут без чести и костей? Мы отправимся в Гальтары и возьмем то, что принадлежит нам по праву! Когда настанет время, я сам поведу свои армии в сердце анаксии!
Сюзерен знакомо улыбнулся и вдруг смахнул навернувшуюся слезу.



...А потом он исчез. Исчезло вообще всё, и перед Диком снова появилась Дорога Королев. Проход немного расширился и шёл под уклон. Со стен больше не капало, снизу тянуло жаром, и на какое-то мгновение Дику даже показалось, что он в Багерлее. В той самой камере, где, по словам Робера, держали Алву. Но наваждение быстро развеялось: в знаменитой тюрьме были звуки, а здесь их не было. В вязкой темноте тонуло всё, даже шорох шагов.
-Эр Рокэ!
Эха тоже не было. Только тьма и камень, камень и тьма, и неизвестность. Что ж, потомка святого Алана этим не испугаешь!
Словно в ответ на его мысли коридор вильнул вправо и ещё сильнее накренился, и в конце тоннеля показался свет. Он был тусклым и слегка мерцающим, но всё-таки настоящим. Только настоящий огонь может так греть. Дик поймал себя на мысли, что это ему совсем не нравится. Предчувствия, как им и положено, не обманули, и вскоре ход закончился красивыми, но прочными коваными воротами. Повелитель Скал выругался как извозчик, но замер на полуслове, стоило ему подойти поближе. За воротами тоннель разветвлялся на три части, и Дик вдруг понял, что ни по одному из этих путей идти не хочет. Помимо усилившегося жара с той стороны шёл...страх. Тот самый "первобытный ужас", о котором он слышал ещё в Лаик. Дикон отпрянул и глубоко вздохнул. Что ж, всегда можно повернуть назад. Он не заметил, как сказал это вслух, и незнамо откуда взявшееся эхо повторило его слова, изменив голос до неузнаваемости. Или это не эхо.
-Всегда можно повернуть назад...
-Хм, я бы так не сказала.— Катари. Святой Алан, Катари!— Мёртвое не сделать живым.
— Он ещё не умер.
Голоса звучат совсем рядом, за поворотом, но...но туда не подняться. Пол вдруг стал скользкимкак ледовый коток. Дикона прижало к воротам.
- Не умер. Ещё.
Ворота открылись внутрь, но Повелитель Скал как-то успел уцепиться за створку и не оказаться на той стороне. Тварь закатная! Катари-закатная тварь. А он переживал, что она просто шлюха...
— Ты так хочешь его убить?
Кто это, кто с ней говорит, Леворукий побери?! Леворукий? Леворукий... Ну правильно, она - закатная тварь, он - Повелитель Кошек, а это-гальтарский лабиринт. Всё сходится...Кроме того, что это исчадие Заката его защищает.
-Он убил себя сам. И не только себя.
-Из-за меня погибло больше.
-Это было давно. И не здесь.
-Но тем не менее.
Она фыркнула как кошка.
-Слишком много разговоров об одном клятвопреступнике. Тебе не кажется?
Именно таким тоном бывшая королева выпроваживала его из будуара, когда он...пришёл её убивать. Нет, он хотел как лучше, а она...она сама!
-Клятвы...Их так легко дать и так тяжело сдержать. - Она не ответила,и он продолжил.- Но ты права. Пока мы тут разговариваем, все твари сбегутся, никакой Зверь не поможет.
Ворота скрипнули и закрылись. Что ж, это уже маленькая победа!
- Он хорошо держится.
-Да уж получше его сюзерена. - Катари улыбнулась и на мгновение стала похожа на оскалившуюся рысь. Почему-то Дик знал это, хотя так никого и не видел.
— Может быть, всё же стоит дать ему шанс?
Катари(или не Катари?) молчала, а в лабиринте послышалось какое-то шевеление.
- Совсем недавно мы списали со счетов целый город. Совсем недавно по вине этого юноши погиб Надор.
-Верно. И я думаю, на этом нужно остановиться.
- Кому?
- Для начала нам. Не стоит помогать раттонам.
- Он им помог гораздо больше. - Катари сложила руки в замок и сделала несколько шагов. Запахло лилиями. - А на нас-тебе, мне, спутниках погибших богов-держится этот мир.
- Он держится на людях. А их становится всё меньше.
Сейчас было совсем не до этого, но Дик отметил, что Чужой скорее рыжий, чем золотоволосый.
- Чума-такая болезнь, что нужно спасать здоровых. А больные...ну, все умирают.
- Кого-то можно вылечить.
- Ты считаешь, что он и есть этот кто-то?
- Почему бы и нет? Он сильный.
- Сильные не убивают слабых.
- Вот и не убивай.
Она хмыкнула и не ответила.
- Я смогу! - Дик с удивлением узнал собственный голос. - Я смогу, я сильный! Мне все лгали!
- Ну вот. - Закатная тварь в облике Катари развела руками. - Опять виноваты все, кроме него.
Как, ну как объяснить, что всё не так? То есть всё так, но это правда! Все играли с ним, как с куклой...
— ...а ты и позволял.
- Позволял... Да, позволял.
- Ну как, уже лучше? - Повелитель Кошек усмехнулся.
- Лучше.
- Он похож на своего предка.
- Алана? Наверное.
- У него взгляд похож.
- Взгляд, говоришь...- "Катари" помолчала. - Дай-ка, я посмотрю, что у тебя там за взгляд, малыш.
Он увидел её глаза, глаза Катари, вдруг ставшие бездонно-синими. Дикон тонул в них, как в море, о котором так часто поют кэналлийцы. И в этом море отражались лица: Айрис, Наль, Дейдре и Эдит, мать, какие-то незнакомые люди на улицах Олларии, Удо Борн, Катари, икона Октавии, эр Рокэ... Все они тянули ко дну, в глубины, из кторых не поднимутся даже Спруты. Это было больно, это было невыносимо.
Свтой Алан,святой Онорэ, святая Октавия!
- Они умерли, Ричард Окделл. Ты опоздал.
- Святые не умирают.
Молчание. Улыбка Леворукого. "Катари" вздохнула.
- Я не могу зайти в Олларию, ты можешь.