Странные тропы, Путь домой Опции

[convollar]

Туман.

Ночью выпал снег, сухой лёгкий снежок. А сейчас дома и дворы погружаются в туман. Очень плотный, туман, как насыщенное дождём облако. Двое идут по узенькой асфальтовой дорожке, чуть присыпанной ночным снежком. Старый пёс и его хозяйка. Туман им не мешает - они знают дорожку до каждой выбоинки, все трещинки на асфальте, все деревья, растущие вдоль этой ненастоящей тропы. Обычные городские деревья - в меру чахлые, сейчас, с облетевшими листьями, с голыми ветками - они кажутся больными. Ясень, клёны, липа , тополя и ивы и кряжистый каштан на повороте. За каштаном начнётся чужой двор, проезжий - там по асфальтовому ручейку плывут разноцветные рыбины-автомобили. Пёс не пойдёт дальше поворота - он упрямо сядет на хвост и потребует вернуться домой. Домой, к теплу, мягкой подушке и завтраку. Хозяйка знает всё это заранее и ещё она помнит. Помнит, как давно, в другой какой-то жизни, пёс радостно тянул поводок вперёд и они шли через чужие дворы, выходили к пустырю и к широкой асфальтовой реке, по которой автомобили - рыбины неслись вперемешку с чудовищными машинами-китами. Хозяйка брала пса на руки и нажимала кнопку на столбике - тогда все машины замирали и они вдвоём переходили через асфальтовую речку и углублялись в тенистый парк. Это было давно, а сейчас всё спрятал туман.
Дорожка уже должна заканчиваться, скоро последний поворот и уже слышно шуршание шин по асфальту в соседнем дворе. Но туман всё изменил, он растворил в себе стены домов, милосердно спрятал умирающие липы и тополя, укутал саваном, изменил даже звуки – не шины, кажется, шуршат по асфальту, а что-то тихо лепечет лесной ручеёк. Уже пора поводку провиснуть в руке хозяйки, пёс должен остановиться и повернуть домой. Но пушистый хвост, как флаг по-прежнему развевается впереди и поводок ещё туже натягивается. – «Куда его несёт?» – думает хозяйка и тут поводок внезапно исчезает. Совсем. Они вышли, но не к соседнему двору – старый пёс и его хозяйка стояли на берегу настоящего лесного ручья. Женщина обернулась – позади не было ничего, только плотная стена тумана. Впереди – обычный ручей-речушка с топкими берегами, заросшими давно отцветшим таволожником. Хорошо виден лес на другом берегу ручья – там нет тумана, ни клочка – там огромные тёмные ели ласково поглаживают полную, сияющую луну. И надо всем этим небо – тёмное, почти чёрное, увешанное гроздьями звёзд. Ярких, даже в свете луны, таких чистых, таких сияющих звёзд – женщина не видела уже много лет.
В свете луны на том берегу ручья расположилась, однако, очень интересная компания. Огромный белый с чёрными пятнами на шубе пёс – его можно было бы принять за волка, если бы не эта пятнистая шуба и необычные, очень тёмные, почти чёрные глаза – не волчьи, знакомые собачьи глаза, отсвечивающие в темноте зелёным. Только у одного единственного пса могли быть вот такие глаза. Но тот пёс был небольшой беспородной дворнягой и одно ухо у него всегда свисало вниз. А второе упрямо свисать не хотело. Пёс посмотрел на женщину и вдруг опустил одно ухо. Неподалёку от пса, у корней гигантской разлапистой черёмухи сидели ещё трое. Совсем маленькая рыжая собачка, похожая на лисичку в своей пышной шубке и два огромных кота – словно охранники знатной леди. Котяры были ростом с небольшую рысь и их домашне-кошачье прошлое выдавал только окрас. Один был светло-серый с более тёмными полосами на шубе, второй потемнее, тоже полосатый. Все трое внимательно смотрели на женщину и как будто чего-то ждали от неё. Из спутанных ветвей наклонившейся к ручью черёмухи раздалось тихое мяу – на два голоса.
Ещё одна парочка – толстый пушистый полосатый кот, сразу вызвавший воспоминания о маленькой девочке, которая возила в кукольной нарядной коляске своего хвостатого любимца и очень нарядный котище с белой манишкой, в белых перчатках и чулочках. Барсик – то самый, которого украли ловцы бродячих животных. Три дня поисков, огромная клетка, набитая живыми зверями, освобождённый, наконец, Барсик, обруганный последними словами директор заведения – на коте был ошейник – и, наконец доставка домой, мытьё, сушка, лакомства. Десять дней счастливой жизни дома и неожиданная смерть – в пункте отлова Барсик подцепил какую-то кошачью заразу. Теперь он сидел на нижней ветке, с которой мог коснуться воды лапой, если бы захотел. Женщина помнила, кот очень любил забираться на краешек ванны, пристраиваться у неё на плече и ловить лапками пену.
Между тем, старый больной пёсик, не дожидаясь, пока закончится это взаимное переглядывание и узнавание, с неожиданной для его 15 лет прытью, перемахнул через ручей и пристроился рядом с большим белым псом-волком.
- «Я могу вернуться» – подумала женщина. – «Отыскать в тумане асфальтовую дорожку и прийти к своему подъезду. К бетонной коробке, в которой у меня есть место, где я живу. Или просто раствориться в тумане – это тоже неплохо. Стать частью белого ничто. Не думать, не быть, не помнить». - Звонкий лай рыжей собачки-лисички вернул её на берег ручья. Черёмуха заметно наклонилась, став чем-то похожей на мостик с ветками вместо перил.
-«Ну и что?» – подумала женщина – «Первый раз в жизни тебе приходится перебираться через ручейки по стволам деревьев? А вспомни тот телеграфный столб, перекинутый через Мсту – там и перил-то не было. Там и дорог-то не было. Там пришлось семь километров тащиться по топкой окраине жидкой грязи, именуемой дорогой, По той дороге колёсный трактор не мог пройти – ты прошла по краю, лесом и за тобой тащились два взрослых мужика, старше тебя по должности, должно быть, проклинающие тот день и час, когда радостно вписывали тебя в состав изыскательской партии. И по телеграфному столбу ты пошла первой, замирая от страха, глядя только на столб под ногами ……И те двое пошли тоже, перешли, нашли квартальный столб, свой участок……Ты забываешь, ты многое забываешь, иногда намеренно, чтобы память твоя стала просто воспоминанием. И там, где ты живёшь, тебя не ждёт ничего, кроме этих воспоминаний, часть которых ты сама хочешь убить.»
Покрепче ухватившись за ближайшую ветку, женщина ступила на ствол

[convollar]

Зов. Мир за ручьём.
Тайрин услышала зов рано утром. Это было её любимое время - посидеть перед окном с чашкой горячего кофе, спланировать предстоящий день и просто посмотреть на мир за окном. По стеклу сбегали последние капли ночного дождя – февральские тучи уходили север лёгкими белыми облаками. Почти месяц лили дожди, растопив весь январский снег, и Лес был пропитан водой, как мокрая губка. Ручей, бегущий внизу, под скалистым обрывом, вообразил себя рекой и шумным водопадом обрушивался в долину. А долина вспомнила молодость, то давнее время, когда она была широкой древней рекой, и даже поросший лесом холм опять ощутил себя островом, и в честь такого события, украсился первоцветами - белыми, голубыми, синими…..В лесу каждая лужица обзавелась золотым венком калужниц, а на всех пригорках цвело, полыхало, праздновало короткое ранневесеннее цветение. Дальше, к западу, ближе к предгорьям Западного хребта, на полянах раскинулись настоящие ковры –но добраться туда сейчас обычной тропой – об этом нечего было и думать. Наставник сегодня отбыл по каким-то своим делам, и Тайрин решила потренироваться с быстрой тропой. Больше трёх месяцев прошло с того дня, когда она вернулась домой и все эти месяцы Наставник осторожно будил в ней силу и память, уснувшую за время её отсутствия. Он появился на третий день после возвращения Тайрин – как всегда, неведомо откуда, возник в кресле перед камином и, с тех пор, редко отлучался больше чем на один-два дня. Сегодня был как раз такой вот день полной свободы от обучения, и Тайрин намеревалась использовать это время не без пользы и удовольствия. А потом услышала Зов.
Она слышала зов о помощи и раньше – крайне редко, но бывало. Звери предпочитали сами зализывать свои раны и просили помощи у Хранителей только в самом крайнем случае. Иногда требовалась помощь Лесу – расплодились насекомые, гибнут живые деревья. Случалось всякое, но в этом Зове было что-то не то, что-то неправильное и очень тревожное, даже опасное. Сливался в единый призыв отчаянный вой крупного зверя, беспокойство Леса, тревога зверей и к общему хору примешивался тихий испуганный писк маленького зверёныша. Тайрин сосредоточилась и попыталась увидеть место, точку, из которой шёл Зов. Таак. Предгорье Западного хребта. Тигрица и маленький тигрёнок. Передняя лапа тигрицы чем-то зажата. Кровь на траве. Тигрёнок жмётся к матери. Испуган, но цел. Ощущение боли – это понятно – и беспокойства в самом Лесу. Что-то ещё – что? Тайрин опять сосредоточилась – теперь на лапе. Капкан! Здесь, в этом Лесу, в этом мире – капкан. Этого не бывает, не может быть. Да, все разумные этого мира знают, что такое капкан. Многие прошли через другие миры – как и Тайрин – видели, как люди убивают данное им чудо – Живой Мир, как убитые своими обитателями миры превращаются в грязные свалки, а то и в могилы для людей. Но те, кто сумел вернуться, кто захотел вернуться домой, после испытания жизнью в таких мирах – никогда не поставят капкан. И те, кто родился здесь, кто жил и стремился не отнять, а научиться у Мира – тоже. Охотники, которых иногда волки приглашали принять участие в охоте на расплодившихся чрезмерно оленей – убивали зверя с одного выстрела стрелой из лука.
Всё это Тайрин обдумывала, уже переодеваясь в рабочую одежду и только, сбегая вниз по лестнице, вспомнила, что надо, просто необходимо надо, известить Наставника.
- Иногда тебе в голову приходят вполне здравые мысли – раздался знакомый голос и из кухни вышел Наставник, держа в руках огромную кружку горячего кофе.
Внизу, у подножия лестницы, полукругом разместилось всё домашнее зверьё. В центре собрания сидел незнакомец – огромный волчище, в чёрной, отливающей в синеву, шубой. Глаза у зверя были ярко-зелёные, не просто умные волчьи глаза – казалось, вся древняя мудрость Мира смотрит на тебя из этих глаз. Рядом пристроился Щекн – похоже, они были знакомы.
- Ну, что же – подумала Тайрин – Наставник сам проложит быструю тропу, времени терять нельзя, а у меня с точной наводкой промахи бывают. Ну, да, хотелось самой, конечно….
- Именно самой – тропу проложишь и наведёшь ты – сказал Наставник – и у тебя всё получится, сейчас получится. Ты очень любишь маленьких тигрят. Не промахнёшься.
- Звери останутся дома – через мокрый лес им не пройти – кроме Щекна, его проведёт Урх. У него своя тропа – всё-таки Вожак вожаков, старейшина, древнейший из волков леса. Тайрин поняла, наконец, кем был чёрно-синий незнакомец, живая легенда, которую мало кому удавалось видеть, но о котором все знали.
Они уже стояли на поляне, за оградой дома и Тайрин сосредоточилась на вызове тропы. Тропа появилась мгновенно, Тайрин зажмурилась и увидела тигрёнка, маленького, встревоженного, жмущегося к материнскому боку. Открыв глаза, она обнаружила себя на пологом склоне холма, поросшего синими и белыми ветреницами. Тигрица лежала среди цветов, у неё уже не было сил рычать, малыш прижимался к матери и так ужасно, нелепо и неуместно было видеть на этой сине-белой поляне стальной капкан, зажавший переднюю лапу зверя. Кровь из раздробленной лапы капала на белые цветы и боль тигрицы чувствовалась даже на расстоянии. Тайрин положила руку на полосатую голову и вздрогнула от пронзившей её болевой волны. Собрав все силы, вспомнив всё, что знала когда-то и всё, чему три месяца её учил Наставник, она стала отдавать зверю силу, одновременно стараясь заставить тигрицу заснуть.
- Я снял капкан – раздался за спиной чей-то тихий голос, мягкий, как шелест листвы.
Южный Хранитель, эльф, значит, он тоже слышал. Конечно, слышал – а ты думала, ты одна такая умная, слышащая-видящая?
- Спасибо, Альд, у меня, наверно, сил бы не хватило разогнуть эту дрянь, не покалечив зверя!
- Тебе нельзя тратить силы на железки, сейчас тебе придётся лечить – и больше ни о чём не думай. А капканов было больше – я шесть штук снял на поляне и в окрестностях, но теперь всё чисто. Так что, занимайся своим делом, пока мы с твоим Наставником найдём того, кто здесь напакостил. Урх сам возьмёт след.
- Ррружжжьё – прорычал Урх – я слышу запах.
Да уж, без ружья на тигра капканы ставить – это вряд ли, подумала Тайрин. И не из нашего Мира это – но вот как и откуда пришло? Откуда…да ты, милая моя, догадываешься, откуда. Впрочем, это дело магов. Высших магов – ибо нарушен Закон Мира. А ты сейчас сосредоточься и лечи. И Тайрин просто отключилась от окружающего мира и видела только одно – раздробленную лапу, сломанные косточки, содранную местами шкуру. Она видела, как они лежат сейчас, эти ещё живые кусочки , все разорванные жилы и она соединяла их, собирала лапу заново, сращивала, убирала безнадёжно повреждённые кусочки шкуры и затягивала рану новой, здоровой, молодой кожицей. Психохирургия – сколько сил потратил Наставник на её обучение – раньше она этого не умела. А Наставник, кажется, умел всё. И стремился передать знания ученице – довольно упрямой, и, честно говоря, не всегда благодарной ученице. Иногда ей очень хотелось, чтобы Наставник куда-нить ушёл по своим делам (а у него было немало дел - она это хорошо знала), и оставил бы её в покое дня на два – в доме прибраться и дорожки в саду разгрести. Но он помогал ей разгребать дорожки, варил по особому рецепту кофе, и, вновь и вновь, заставлял повторять заклинания, собирать силу, применять силу, отключаться от всего, что мешало сосредоточиться на самом важном. Учил вызывать быструю тропу, направлять эту самую тропу туда, куда надо, а не в середину бизоньего стада, в которое стадо она однажды влетела, сделав ошибку в наводке. И вот теперь всё пригодилось. Лапу она собрала правильно и видела, что кости уже начали срастаться и раны затягивались, образовалась шкура и начала обрастать шерстью. Теперь можно было отдохнуть, прижаться головой к Щекну и закрыть глаза. Хоть на полчаса. Тигрица будет спать ещё часа три, потом проснётся и если всё пойдёт хорошо, лапа будет работать, а зверю захочется есть. Кого-то надо послать на охоту, кого-то из зверей, думала Тайрин, уже почти засыпая. Дня три тигрице лучше не охотиться, а полежать здесь, в шатре. Когда Альд успел вырастить вокруг раненой тигрицы просторный шатёр, Тайрин не заметила, но не сомневалась – именно Альд это сделал – Мастер, что тут скажешь.
Она проснулась, услышав осторожный зов Щекна – кто-то пришёл на поляну. Раненая тигрица спала, сон её был спокойный, боли не было, лапа была почти здорова и Тайрин вышла из шатра. На середине поляны стояла гостья. Рыжая и полосатая. У её передних лап замерли два детёныша. Враждебных намерений у пришелицы не было – скорее наоборот. Она спокойно подошла к Хранителю и, дабы, подтвердить свои добрые намерения, подтолкнула к Тайрин своих тигрят. Потом вошла в шатёр.
-Спит –Тайрин перешла на безмолвную речь – проснётся голодная. Нужна еда.
Пришелица согласно наклонила голову и слегка рыкнула. Тигрята мгновенно забрались в шатёр, улеглись рядом со спящей тигрицей и её малышом, а подруга вышла из шатра и исчезла в лесу.
- Пошла охотиться - подумала Тайрин и опять уснула. Второй раз она проснулась от победного рыка на поляне – охотница вернулась с горным козлом. Раненая уже просыпалась, ошеломлённо потрясла головой, попробовала встать. Ноги держали слабо, на больную лапу она ступила очень осторожно, но похоже, всё обошлось. Она была действительно очень голодна и горный козёл пришёлся кстати. Тигриное пиршество Тайрин не привлекало и она пошла искать следы Наставника и Альда. Щекн, получивший от тигров благодарность в виде недурного куска мяса, быстро догнал её.
-Ну, вот – сказала ему Тайрин – мы своё дело сделали. Теперь пойдём по следу – искать своих и чужого. Веди, друг!