Кэртианское Опции

[Адунафель Морниэ]

Написалось вот по Камше.

Кобыла пегой масти шла сонной трусцой, но была настоящей. Мельник знал это точно, что бы там ни говорили суеверные соседи, хотя в такие паршивые времена ни в чём нельзя быть уверенным. Солнце, так и не пожелав выныривать из-под низких серых облаков, двигалось к закату, приближая ночь Зимнего Излома. Проклятущая метель как будто бы улеглась, но за два дня намело столько, что в такую погоду если и ехать куда, так только к леворуковой бабушке. Или к ызаржьей. Но не на север точно. В шестнадцатый раз выругав себя за жадность, мельник обернулся.


— Может, в деревню свернём, эрэа? Время сейчас дурное, да и погода ни к Леворукому. Замёрзнем ведь мы в этих кошачьих горах, как пить дать замёрзнем.

Сидевшая на телеге женщина пошевелилась. Мельник уже не мог видеть её глаз, но знал, что они глубокого синего цвета. С югов приехала, не иначе. Этим кэналлицам, или кто они там, всегда море по колено, но поди поверь, что это хрупкое существо потянет в горы, да ещё в ночь. Мельник прищурился - женщина улыбалась. Змеища. Если опять откажется поворачивать, нечего её слушать. Три деревни уже пропустили.

— Хм, пожалуй, свернём. Раз вы так устали...

Разрубленный Змей, а она не устала! Целый день на ухабах трястись нет, не устала! Ссадить её в деревне, а утром, как только солнце выглянет, обратно ехать. И Чужой с ними, с деньгами.
Похоже, странноватая попутчица угадала его мысли и улыбнулась ещё шире.

— Я заплачу вам. — Её голос был чуть надтреснутым, а сама она походила на сытую кошку, поймавшую мышь просто для того, чтобы с ней поиграть.— Хотите вы этого или нет.

Пегая устала, но теперь уже несчастный мельник гнал её немилосердно. Ведьма! Как есть ведьма. Он-то дурак, купился на золотишко, да ещё в Ночь Излома!
— Вы лошадку-то пожалейте. Она ж хоть и пегая, а живая.— Закатная тварь, ещё совсем недавно казавшаяся почтенной вдовой, теперь откровенно потешалась. Пристрелить бы её, благо, пистолет хоть и старый, а заряженный, так ведь не помрёт же она, как пить дать не помрёт. Только хуже ещё будет. Нет уж, довезти её до деревни надо, а там будь, что будет.

— Тут постоялый двор - чудо просто! Такое пиво, что даже Леворукому бы понравилось.

Мельник понимал, что несёт чушь и уже начинает заговариваться, но это неважно. Сбагрить бы это несчастье, да поскорее. А самому можно и к тётке попроситься. Она хоть и дура, но всё лучше, чем под одной крышей с нечистью ночевать.
Телега уткнулась в сугроб, мельник выругал старую клячу, но, так как они уже приехали, почти с нежностью помянул Леворукого. На этот раз помог, гад, и от него польза бывает.
— Благодарю вас.— Ведьма стояла в дверях.— Без награды вы не останетесь, но это будет не золото и даже не серебро, а то, что по нынешним временам дороже денег.

И мельник уехал, ещё не зная, что переживёт все обрушившиеся на Север обвалы и землетрясения, перенесёт последующий за ними голод и проживёт долгую почти спокойную жизнь, за что и будет прозван впоследствии Счастливчиком.


***
Святая Октавия смотрела на собравшихся большими синими глазами и слегка улыбалась нарисованной улыбкой. Неизвестный иконописец постарался на славу, но двум фульгам пока было ни до разговоров об искусстве, ни, тем более, о спасении души. Они сидели за шатким деревянным столом и точили об него когти, то и дело бросая взгляд на божий одуванчик с иконы. Не то чтобы они ждали каких-то неприятностей, о нет, они просто занимались обычными кошачьими делами, хоть были и не простыми кошками, а закатными. Ничего особенного. Почти.
— Глянь на неё хоть разок.— Фульга, принявшая наконец человеческое обличие, перевела взгляд на стоящего у окна золотоволосого мужчину. — Общее же дело.

— Да помню я её.— Самый известный в Кэртиане кошатник сперва окинул двух огнеплясок насмешливым взглядом ярких зелёных глаз, а потом удобно устроился на подоконнике, обхватив колени руками.— И я думаю, нас уже услышали. Тут вот лошадь одна интересная пришла, но не...наша.

— Ну тебя! — Вторая фульга тоже избавилась от полукошачьего облика, но кошкость в ней осталась. Того и гляди зашипит.— Наша! Скажешь тоже.
— А что?— Её сестра села на краешек стола и чуть не свалила изображение самой почитаемой в Талиге святой.— Сейчас все в одной лодке плывём. Несмотря ни на что.

В дверь постучали, и как же некстати! Да и с чего бы трактирщику будить "почтенное семейство"? В два бесшумных прыжка "младшая" фульга оказалась у двери и уже готова была выпустить когти. Маленькие, но острые, как рыболовные крючки.
— Кто там?
— Я.

Вот тебе и всё... А ждали-то какую-нибудь Зою, не думали, что до них снизойдут.
— Открой.— Похоже, Зеленоглазый понял её промедление по-своему.— Она это.
— Да.— Замок щёлкнул и старая дверь со скрипом отворилась. — Это действительно я.
Высокая темноволосая женщина шагнула в проём и уселась на один из расшатанных стульев. Она выглядела старше нарисованной святой, отличаясь от неё, как матёрая кошка-крысоловка отличается от новорожденного котёнка. Красивы оба, но красота эта разная.

Единственный мужчина встал, то есть слез с подоконника при появлении дамы и лучезарно улыбнулся.

— Рад видеть вас снова, эрэа...Оставленная.

[Адунафель Морниэ]

Вот еще написалось кэртианство. Постканон, на 99,99% АУ. И еще тут есть перекличка с ПЛиО, но заметна она только если читатель в теме "Песни...".

В Олларии выпал первый снег. Или не первый? Робер слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даром, что все уже закончилось.
Снег похрустывал под копытами Дракко, и этот звук был чуть ли не единственным, что напоминало Проэмерадору столицы о том, что он не оглох. "Оллария вымерла, не может быть!", бросил бы он с усмешкой лет десять назад. Тогда это было смешно, но теперь, когда город действительно почти вымер, Робер гнал от себя эти мысли.
Вскоре показался нужный дом. Как ни странно, он почти не пострадал, если не считать выбитых стекол и одной закопченой стены. А еще он напоминал дом Капуль-Гизайлей, хоть и принадлежал мелким купцам. Робер провел рукой по глазам. Так и есть, показалось. После вчерашнего разговора с Арлеттой Савиньяк и бессонной ночи еще и не такое покажется. Вдова маршала Арно была вне себя. Предметом ее ненависти было содержимое розовой гайифской шкатулки, а вернее, дама, любезно приславшая пять изумрудов и три жемчужины, "дабы внести свой маленький вклад в восстановление дома безвременно почившего Первого маршала Талига".
- Это неслыханно!- Графиня ходила из угла в угол, красная как мак Эпинэ. - Осмелилась приехать! Что она себе позволяет?! В Багерлее!
Спустя некотрое время почтенная вдова наконец угомонилась, и Робер даже смог выяснить причину ее столь бурного негодования. Разумеется, он слышал о покушении на Винной улице, а имя Эмильенны Карси он не смог бы забыть, даже если бы захотел. Еще бы, ведь ей тогда желали смерти все особы прекрасного пола, с которыми он водил близкое знакомство и которые, как и полагается приличным талигойским девушкам, были влюблены в Рокэ Алву. Со временем о женщине, чуть не погубившей Ворона, забыли. А она жила себе и жила в Савиньяке под именем Эдит Лансар и родила от своего трусливого мужа восьмерых детей, за каждого из которых получала от Алвы изумруд или жемчужину. Арлетта считала это неслыханной милостью, и Робер бы даже не стал с ней спорить, потому что почти сразу выкинул бы из головы всю эту историю, если бы... Если бы эта странная женщина, теперь уже вдова, не напомнила ему Марианну и то самое покушение, вскоре после которого баронесса Капуль-Гизайль перестала быть для него самой дорогой куртизанкой Талига.
И вот теперь, уговорив графиню подождать со ссылкой в северный Надор, Багерлее, Закатом или чем-то еще, он приехал сюда. Зачем, он и сам толком не знал. Возможно потому, что готов был ехать куда угодно, лишь бы не на могилу Марианны.
"Ее здесь больше нет",говорил он себе, "она всегда была слишком живая и не имеет к гниющему под плитой телу никакого отношения."
Дверь открыли быстро. Робер хотел было произнести заготовленное приветствие, но не смог этого сделать, потому, что на пороге стояла... Лоуренсия. Длинные золотистые волосы не были заплетены и доставали до бедер, а темные зеленые глаза напоминали два лесных пруда, в каких обычно цветут лилии.
- Я уже арестована?
"Не боится. Или не показывает."
- А... Что вы, эрэа, я совсем не за этим...
- За чем же? - Она улыбнулась углом рта.
- Мама, кто это? Он за тобой?
Девочка лет шести выглянула из комнаты в конце коридора.
- Это Проэмперадор Олларии, милая, и он _ко мне_. Веди себя прилично, а лучше вообще иди спать.
- М-да, и от счастья устаешь. - Усмехнулась она, когда белобрысая головка скрылась в дверном проеме.
- К сожалению, у меня не было возможности проверить. - Вздохнул Робер.
- Печально. Может быть, выпьем вина? Кровь Изменницы вас устроит?
Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую гостиную, в которой помещались лишь диван, два кресла и столик. Почти как в малом будуаре Катари. В приоткрытое окно залетали снежинки и одна из них упала в бокал Робера.
- Как вам букет? По легенде это вино появилось, когда какой-то герцог Кэналлоа убил свою неверную жену, и ее кровь попала в бочку с Черной Кровью. Или с Проклятой, я не помню.
- Это он вам рассказал?
- Да. - Она слегка помрачнела.
- Простите, я не должен был об этом напоминать.
- Нет, почему же, ведь за этим вы и пришли - чтобы напомнить. И поведать, какие чувства к моей скромной персоне испытывает самая добродетельная вдова Талига.
- Вы так говорите, как будто вам нечего терять. - Робер ожидал чего угодно, но только не этого. И он слишком устал, чтобы злиться.
- А мне нечего. У моего покойного мужа много родственников, так что о детях есть кому позаботиться, а я... я всего лишь небогатая провинциалка. - Она улыбнулась. - Моя жизнь недорого стоит.
"Птичница", подумал Робер. "Марианна всегда называла себя птичницей".
- Эрэа,я ничего подобного не имел в виду.
Она кивнула.
- Так чего же вы хотите?
- Я думал отправить вас в Эпинэ, но перед этим ...хотел на вас посмотреть.
- И узнать, не пью ли я кровь младенцев?
Он промолчал. Не рассказывать же о Марианне.
- Вы молчите, но уже так много сказали о предательстве. Хотя я не поднимала восстаний и не помогала никому узурпировать трон.
- Вы могли стать королевой.
- Да, могла. - Она закусила губу. - Но после всего того, что случилось потом, я жалею лишь, что он не смог получить...подарок. Но тут уж я сама виновата. Мужчины дома Алва или живут в свое удовольствие, или героически погибают. Рассчитывать на то, что наш Первый маршал окажется в затруднительном положении было довольно глупо. Хотя что мне еще оставалось? Только ждать подходящего момента и припасти подходящее вино. Это тот случай, когда для мести не надо делать ничего.
Робер хотел было возмутиться, но почему-то вспомнил о Килеане-ур-Ломбахе, первом и настоящем. Он был совершенно непохож на Ворона, можно даже сказать, был его антиподом, но все же...
Эмильенна же истолковала его молчание по-своему.
- Да, я не жалею ни о чем и честно об этом говорю. И я не могу понять, чем вы лучше меня.
- Наверное, тем, что не покушался на жизнь Рокэ Алвы. - Честно признался он.
- Вот и я тоже так думаю.
Робер не ответил, вновь погрузившись в размышления о тщете всего сущего и особенно своей жизни.
- Я просто хотел, чтобы на престоле сидел Альдо. - Выдал он, хоть и понимал, что все это звучит довольно глупо. - Законный король и друг, как мне тогда казалось. Потом я хотел, чтобы в этом гадючнике стало чуть больше справедливости, чтобы страна жила в мире и спокойствии. А в итоге вышло так, что я предал всех, кто не умер.
Матильда только осталась, но что ей до него?
- Вам нужно было сесть на трон. - Тихо сказала Эмильенна. Ее темные зеленые глаза больше не смотрели зло. - Пока вы могли это сделать.
-На троне должен сидеть король. Я не похож.
- Когда появляется возможность, нужно воспользоваться ею. Иначе, - она слегка замялась, -умрешь. Третьего не дано.
- Порой мне кажется, что я и вправду умер.
"А мог ведь спокойно жить, жениться, завести детей..."
- Мне тоже.
- Тогда думалось, что по-другому нельзя. Каждый раз думается, что по-другому нельзя. Тут даже холтийцы не помогут.
-Ммм?
- Холтийцы. Они верят, что после смерти можно снова родиться в другом теле, а то и в другом мире, и начать все сначала.
- Прекрасная вера.- Она подбросила поленьев в очаг. - Но вы правы. Если каждый раз все забывать, то и на грабли каждый раз будешь наступать одни и те же. Или похожие. Это в нашей деревне так любят говорить, про грабли. Ой, кажется, вы засыпаете.
- Что? - Робер убрал упавшие на глаза волосы. Решение пришло как-то само собой, и его почти не удивила легкость, с которой он его принял. Его уже давно трудно было удивить. - Нет, просто задумался. Вы ведь потратили почти все деньги, приехав сюда. И ваша деревня...
- Почти не пострадала.
- Но есть там сейчас нечего. И родственники по вам все же не скучают.
Она кивнула.
- По мне тоже никто не скучает. Но у меня есть разоренная Эпинэ и желание начать все сначала. Сейчас, пока мы помним, что надо исправлять и на что не надо наступать.
- Вы не боитесь?
Робер поднял бровь.
- Их восемь. - Сказала она тоном, каким обычно рассказывают о скелетах в шкафах, но ее зеленые глаза смеялись. - Бывает, что они сильно шумят. А средняя дочь хочет учиться фехтованию.