С миру по нитке, рассказы и драбблы Опции

[Аллор]

Про Аллора и мне нравится)) *в нем как бы и грустное, и глумежное так вот даже трогательно сливаются. А еще всега интерсно наблюдать, как преломляется видение "твоего" пресонажа у других...

[Адунафель Морниэ]

Про Аллора и мне нравится )) *в нем как бы и грустное, и глумежное так вот даже трогательно сливаются. А еще всега интерсно наблюдать, как преломляется видение "твоего" пресонажа у других...

Мр, спасибо. Приятно, что аффтар оценил))

[Ruth]

драббл - это когда хотел написать стих, но таланта на тебя у Эру не хватило?
Тогда вот еще драбл.

Не смотри в будущее, мой лорд. Не смотри.
Не ищи предсказателей на шумных площадях и гадателей в глухих переулках, ни к чему тебе знать правду.
Недоверчиво прищуриваешься.
Чего мне боятся, спрашиваешь сам себя. Если смерть поджидает в море, то тело будет ближе к дому под волнами, если судьба погибнуть в бою, то славной будет такая гибель.
Не спеши с выводами, мой лорд.
Не всматривайся в зеркала при свечах, не разгадывай узоры на раковинах, не входи к жене своей, не дари ей ни сына, ни дочери.
Если дети погибнут молодыми, отвечаешь ты, пеплом волосы станут, но воспитаю я приемных как своих, и это не то, чего стоит бояться мужчине. Если же успеют продлить род, тогда тем более не страшна такая судьба.
Ты уже не улыбаешься, мой лорд, но все еще ищешь ответы. Плохая затея. Столетья не сулят нам ни славы, ни тени былого величия.
Твой сын доживет до старости, твой внук погибнет на поле боя, правнучка не переживет третьих родов, а ее второй сын станет зятем правителя гаваней, и однажды займет его место. Как день чередуется с ночью, как волна рвется к берегу, а после откатывается назад, так и судьба любого рода переживает взлеты и падения.
И все же не думай о нерожденных веках. Не пытайся представить тех, кто пройдет по набережной через тысячу лет, ведь какая, в сущности, разница, будет это враг из Гондора или союзник из Харада?
Расплата в этом мире неизбежней смерти – последнюю обманули девять, первую – никто. Один потомок Анариона присоединит гавани к своей стране, другой через четыре сотни лет вернет им свободу и сам возглавит поход на бывшего сюзерена.
Ты смеешься, мой лорд. Но меч воздаяния обоюдоострый, и по твоим потомкам он тоже пройдется. Союз с южанами принесет временное убежище и новые копья, высшие станут властвовать над низшими, но через несколько поколений волосы потомков дома Хадора станут жесткими, а глаза – темными. Все вернется, и город, и корабли. Только срок жизни станет чуть-чуть меньше, только имена будут немного другими, видоизмененные южным произношением.
Молчишь. Но это лишь начало, лишь щель между створками двери, лишь фигура на горизонте. Не приближайся к ней, пусть маячит себе. Глаза провидцев затянет солью, едва решаться они заглянуть столь далеко. Но ты, мой лорд, слеплен из совсем другой глины, и тебя не так просто отговорить.
Угаснет род Анариона в Гондоре, угаснет он и в Умбаре. За это время гавани еще пару раз успеют сменить хозяина, а затем северяне отступятся окончательно, поглощенные совсем другими заботами. И когда когда не станет королей, чья власть неоспорима , истончится поток, приносивший в свободолюбивый порт недовольных и неугодных гондорцев, а вместе с ними – и кровь высших людей. Все реже можно будет услышать о черных нуменорцах, и все чаще о пиратах.
Волны разбиваются о скалу, но рано или поздно они разберут ее на много гладких камешков. Та самая скалу, что сгубила не один корабль, станет безобидной галькой, имеющей мало общего со своим грозным прошлым.
У океана времени тоже есть волны. И зря, мой лорд, ты отошел в бурю так далеко от берега. Что видишь ты в будущем? Горсть гальки, своих смуглых, хотя по-прежнему смелых потомков. Изменившийся до не узнаваемости язык, в котором не нашлось места для твоего имени.
Остался лишь черный парус, да и тот так пропитался солью, что стал серым, словно пепел сгоревших страниц истории.
Не смотри в будущее, мой лорд, не смотри. Не ищи прорицателей на пыльных улицах…

[Адунафель Морниэ]

to Ruth
Печально, но красиво... Редко кто так про чёрных нуменорцев пишет. Спасибо )

[Адунафель Морниэ]

Такая вот штука из дайри. Моя))


 На подоконнике стоял стакан. Обычный гранёный стакан, и сквозь него просвечивало солнце. Вода в стакане была мутноватой и мерзкой на вкус, но дневному светилу было всё равно. А вот Гортхауэру нет. С того дня прошла где-то неделя, совсем мало времени, но тёмный майа знал, просто знал, что спокойно смотреть на просвечивающее через воду солнце не сможет никогда. Он слегка прищурился, и спустя несколько затянувшихся мгновений где-то далеко внизу раздался звон бьющегося стекла. Наверное, над раскалёнными чёрными камнями поднялось маленькое облачко пара. Сейчас ведь лето, жарко. То же самое лето, тот же самый год, только...только жизнь уже другая.

Кошка вцепилась в рукав и проснулась, глядя на его обладателя диким взглядом. Дурные сны снятся всем, но это был не сон. Мягкий трёхцветный комок вместо того, чтобы опять свернуться калачиком у тёмного майа на коленях, начал жалобно мяукать и пытаться спрятаться за пазухой, надеясь найти там защиту...от чего? Всё так же светит солнце и за окном едва колышутся деревья. Всё так же, просто на западе начали собираться тучи...

Пятно света наконец добралось до руки и оказалось странно горячим. Или он просто уже успел отвыкнуть от здешней жары? А, может, так оно и должно быть, когда находишься "одной ногой" в Незримом?
— Значит, кошка почувствовала первой?
Как ни странно, он был рад услышать этот голос. В нём не было ни показной истерики последователей Мелькора Скорбящего, ни неестественного равнодушия как будто окаменевших морэдайн, которое скрывало отчаяние, как толстый лёд скрывает воду. Младший брат казался просто спокойным, и это радовало.
— Я что, уже не закрываю аванирэ?
— Ты просто размышлял вслух, а это почти то же самое.
Ну да, вслух. Разбери теперь, вслух или не вслух, если тела как такового и нет.
— Когда твоя фэа отдыхает, ты видишь сны?
— Нет.— Слишком быстро для правды, ну ладно.
— А я теперь да.

Где-то наверху раздался звон: порыв ветра разбил стекло. Гортхауэр быстро взбежал по лестнице и уже в дверях столкнулся с Замин. Девушка, даже не попытавшись чем-то закрыть окно, бросилась бежать, а теперь вот стоит и смотрит на него широко распахнутыми глазами, в которых серыми волнами плещется ужас. Прямо как та кошка.
— Ну что ты? Это же всего лишь гроза.— Даже если вон та огромная дымчатая туча вызывает у тебя опасения, вовсе не обязательно об этом всем рассказывать. А если по форме она чем-то похожа на орла Манвэ, то тем более.


— Ты уже тогда понял, что это конец?
Тогда или после первых разбитых чашек-пепельниц, он не помнил. Но вот когда на площади перед дворцом стал собираться народ, это осознание уже было точно.

— Ты куда?— А в глазах всё тот же немой вопрос: "Что это?!"
— Я недолго, людей надо успокоить. — И уже выходя на балкон.— Разведи пока огонь в очаге, а то холодно что-то. И да, поставь чайник на пол, на всякий случай.
Занята. Хоть чем-то занята и немного отвлеклась. Теперь надо разобраться с толпой. Надежда и сейчас должна умереть последней.

— А какая разница, кто умрёт последним, если всё равно...
Морхэллен не закончил фразу и перестал рассматривать через окно местные красоты. Теперь смотрит в глаза.
— Не знаю, мне казалось, что так правильнее.
Казалось... Раньше ему слишком много всего казалось. Например, что тот, кому подчиняются валар, не захочет заступаться за аманских эльфов таким способом. А потом, когда стало поздно, и когда пришло осознание того, что все вот эти люди, которые сейчас на тебя смотрят и которые слишком далеко, чтобы на тебя смотреть, не переживут этот день, он просто постарался не увеличивать их страдания. Ну и да, сделка с совестью, конечно, была...
— Кому-нибудь удалось спастись?
— Нет.
— А я слышал, что...
— Крыс я не считаю!

Кажется, притихли. То ли действительно успокоились, то ли поняли, что их ждёт и просто держатся, они умеют держаться.
Замин сидит на полу и помешивает угли в камине, вроде, пока всё нормально. Подземные толчки тоже затихли и Менельтарма больше не извергается. Это затишье перед бурей, но можно хотя бы посмотреть, как там поживают наши крысы...
Он прислонился к косяку балконной двери и, чуть прикрыв глаза, обратил внутренний взор к Восточной Бухте. Крысы уплывают, ну-ну... А это что? Какая-то лодчонка, в ней двое. Гортхауэр прищурился. Вот подплыли ближе, явно просятся на борт. Их не пускают. Конечно, зачем пускать "порченых"? Так и потонуть недолго, да и нажитое непосильным трудом золото того и гляди выкидывать придётся... Вот лодочники подняли на руки кого-то третьего, маленького. Протягивают тем, кто на корабле. Что-то сверкнуло... Он запомнил эти рожи, запомнил и не забудет. Что ж, раз в своё время не думал, не просчитал все варианты, а теперь не можешь спасти, то остаётся только месть. Погибшим не поможет, но жизнь, то есть существование, сделает чуть более сносным. Вот и ещё одна сделка с совестью, мда.

Дверь открылась, впустив в комнату закутанную в серо-чёрный плащ фигуру. То ли вошедший забыл постучать, то ли Гортхауэр настолько погрузился в воспоминания, тёмный майа не знал, но его это не волновало. Исчезнуть Морхэллену он тоже не предложил: заглянувший морадан выглядел очень уставшим и тоже явно был весь в своих мыслях.
— Ммм?
— Я из Умбара. Флота больше нет.
— Я понял. — Ведь еле на ногах стоит. Ещё бы, за такое время до Умбара и обратно не доберёшься. Вымотал себя и коня магией!— Ты давно спал?
— Давно.
Скажи ещё, что в прошлой жизни! А ведь так оно и есть.
— Значит, пойдёшь спать сейчас. Это приказ.
— Да...Властелин.
Только сейчас вспомнил! Хотя, по правде сказать, у него, Гортхауэра, видок сейчас совсем не властелинский.
— Как ты им сказал?— Как только дверь закрылась, Морхэллен продолжил разговор как ни в чём не бывало.— У них ведь там родня жила.
Родня... У них там жила часть фэа, а теперь её больше нет. Потому-то, если смотреть из Незримого, они напоминают раненых, и рана эта затянется не скоро, а шрам останется навсегда.
— Как было, так и сказал.
А они и не спрашивали, совсем. Только смотрели, вот так же.

Трёхцветка глядела на него большими зелёными глазами и громко мурчала. Кошки не могут плакать и смеяться, и поэтому мурчание заменяет им и то, и другое. Гортхауэр сидел, прикрыв глаза, и гладил её. Гладил до тех пор, пока она крепко не уснула. Очень крепко не уснула... Гортхауэр открыл глаза, голова болела, он потратил слишком много сил, отправив в объятия Эа сначала всех, кто дал ему клятву, а потом вот эту слишком сильно привязавшуюся к нему кошку.
— Гортхауэр!— Замин не называла его Зигуром и не давала ему клятву...
Он подвинулся поближе, взял её за руку. Пол качался, а на улице было далеко не так спокойно, как раньше. Правда, его уже не звали, поняли, что незачем.
Раздался грохот, и с потолка посыпалась штукатурка. Они вышли на балкон. Земля как будто накренилась, а перед глазами...прямо перед глазами вырастал огромный водяной столб, и сквозь него просвечивало солнце. Наверное, когда волна дойдёт до Эндорэ, она станет красной. Это была его последняя мысль, а потом он обо что-то ударился, и наступила темнота.


Какое-то время Морхэллен молчал. А что тут скажешь?
— Я ненавижу себя.
— Я тоже.— Младший брат, похоже, сам увяз в воспоминаниях.— Но этим никого не вернёшь.
— Их уже ничем не вернёшь. Но сам я умирать не собираюсь.
— Правильно. Только...если себя ненавидишь, ради чего жить?
— Ради жизни.— Попытался улыбнуться, вышло плохо.— А пока в себя не приду - чтобы мстить.
 

[Ruth]

Образ солнца, просвечивающий сквозь стакан воды. Хорошо.

У меня вот тоже неожиданно созрел фанфик. Не вполне темный на этот раз. Нейтральный

Сын и наследник Исилдура никогда не был в Нуменоре. Не хмурился и не сжимал кулаки, слыша имя Зигур.
Зигур. Чародей. Это имя не звучало в доме Элендила, но нашло свое место в его рукописи, оттуда и стало известно Валандилу.
Истар. Мудрец. Маг. Так представил гостя слуга. На какой-то миг словно тьма опустилась на правителя Северного королевства, сжала горло, сковала движения.
Ты же мертв, отец убил тебя, - пульсировало в висках. – Неужели ты будешь возвращаться раз за разом, пока Арда не будет опустошена и лишь сухой ветер будет носиться над пустыней?
- Приказать страже пустить его? Сказать, чтоб приходил в другой раз? Прогнать?
Правильный слуга. Дал господину время на размышления, но не дал думам захватить своего правителя.
- Пусть войдет.
Голос Валандила был глух, как эхо в пещерах Мордора. Если призрак прошлого пришел, чтобы посмеяться над потомками Элендила, то пусть это случится сейчас.
Представившийся магом имел вид седобородого старика в серых дорожных одеждах.
Это не Саурон, - отлегло от сердца у правителя. – Тому гордыня не позволила бы прийти в таком виде. С другой стороны, он ведь сдался Золотоликому. Все верно, - сомнения вновь коснулись Валандила, - он читает в душах и к каждому находит ключ. Для меня он стал пожилым странником, и я не замечу, как сделаю его своим советником.
- Глупец, - старик не поклонился, и тон его был ворчлив. – Подозрительность часто приводит к таким последствиям, к которым и чрезмерная горячность не может привести. Я не он. Если потомки Элендила Высокого еще не потеряли свой дар видеть истину, раскрой наконец-то свои глаза.
И Валандил раскрыл их, глаза своей души. Широко раскрыл и рассмеялся.
- Саурон не стал бы вычитывать меня, как мальчишку, - ответил он. – Но с твоей стороны, старик, крайне неосмотрительно называться магом.
- Гэндальф, - коротко представился странник. – А как еще, если не волшебником, должен представляться майа? Я не столь давно прибыл с Запада, ваших порядков не знаю.
Слово зазвенело в ушах.
С Запада.
Никогда не видевший Остров-звезду слишком много читал про него. Никогда не живший там, он все же любил его и оплакивал.
- Что ты сказал? Но ведь все говорят, что его больше нет. Море до сих пор приносит обломки капителей его колонн, стекла его витражей. Как же…
Валандил не договорил – странник поднял руку в останавливающем жести.
- Я говорил о Заокраинном западе. О земле, где живут Валар и куда уходят эльфы.
Правитель сник. Конечно, какой еще запад остался? Только лежащий за пределами мира.
- Да, конечно, - тихо произнес он, и под сводами зала повисла пауза.
- Я пришел говорить с тобой о будущем твоего королевства, - осторожно прервал молчание, когда тишина стала давящей, старик. – О тех испытаниях, что все еще ждут твои земли.
Сын Исилдура не ответил. Он смотрел куда-то вдаль, погруженный в мысли. Единственный вопрос вдруг овладел его разумом, но сомнения не давали сорваться ему с губ.
- Ты хочешь говорить о чем-то другом, - мягко то ли спросил, то ли просто заметил Гэндальф.
-Да, - Валандил подбирал слова. Такие, которые не обидят гостя из Бессметрного края, не оскорбят мудреца. – Скажи, майа, пришедший с Запада. Что говорят у вас там о нашем Острове? Почему уничтожили его, почему не ограничились флотилией Ар-Фаразона? И, - он замялся. – Кто все-таки это сделал? Валар или Эру?
Выдохнув последние слова, молодой правитель почти физически ощутил, как какой-то камень упал с его души. Вопрос, который многие задавали себе молча, и никто – вслух. Вопрос, которого все боялись. Потому что боялись получить ответ.
Старик отвернулся к окну. Теперь его мысли блуждали где-то далеко. Теперь он подбирал слова.
- Никто. И все. Никто не хотел этого. Но так вышло. – Гэндальф вздохнул, вспоминая, как растерянно советовались владыки, как тяжело принимали решение, как не смели взглянуть друг на друга, когда все закончилось. – Они… мы лишь отказались от нашей власти над Ардой. А затем сама Арда исторгла Валинор из своей плоти. Таков был закон, который мы забыли. Думая, что слагаем лишь свою власть, мы перестали быть ее частью, и были отторгнуты, словно инородное тело. А Нуменор просто оказался рядом с образовавшимся разломом. Просто так вышло, - повторил истар, и в голосе его было нескрываемое сожаление и скорбь.
А Валандил повторял про себя услышанное и не мог поверить. Ему говорили о наказании, об исправлении, о необходимом уничтожении. Но не о случайности, не о необдуманности.
- Просто так получилось, - бесцветным голосом произнес правитель Арнора.
Так они простояли в молчании не один час, и каждый думал о своем. Но все же затем вернулись к другим темам. Время не ждало, и будущее требовало обсуждения больше, чем прошлое.

[convollar]

Фанфики дополняют друг друга. Замечательно получилось - такой разговор собеседников, понимающих друг друга.

[Ruth]

convollar:
А оно в общем-то и писалось под впечатлением и как ответ

[Адунафель Морниэ]

to Ruth
Вспоминается чудесное "Прости, любимая, так получилось". Эх, если бы потомки Верных и впрямь так считали, то к ним бы и вопросов почти не было. Но они, как я поняла, придерживались версии, описанной в "Акаллабет". Собственно, они это дело и написали.

[Аллор]

Адунафель, я еще в дайри писала - мне нравится. И ко-ошку жа-алко...
Ruth, спасиб, мне нравится. Т.е. я лично к такой примерно версии и склоняюсь. Ну либо все же Эру, но Эру тогда ЧКА-шный.

[Адунафель Морниэ]

Тут вроде ещё не пропиарила. На дайри есть хорошее сообщество с фиками по Арде. Без слэша! Там довольно много всего про Нуменорэ и его колонии.

[Ruth]

А еще с драбл-феста можно пособирать. Там біло что-то по теме и не совсем страшное
например вот єто
http://www.diary.ru/~drabbl-fest/p154981385.htm,
косвено
и в последнем круге уже три Ар-Зимрафели, на любой вкус

[Аллор]

Этот Фредов фик мне вполне показался.
За ссылку спасибо.

[Адунафель Морниэ]

Вот ещё про Берутиэль от Агаты Лерд.

...И в ненастный день прибило волнами к берегу лодку из неведомого светлого дерева. Давно прогнили борта, в труху обратился парус. Лишь носовая фигура кошки осталась нетронутой временем...
***
- Бабушка, а расскажи про Дальний Остров?
- Что рассказать...ты же знаешь, не люблю я эти истории.
- Почему?
- Потому! - сухо обрывает старуха девочку. - Чеши уже домой, мать тебя заждалась!
Девочка, подогнанная звонким шлепком, прихватывает со стола пирожок и вихрем выносится в дверь.
Старая женщина, не согбенная временем, распрямляет спину. И долго глядит девочке вслед. Охая, откидывает крышку сундука и перебирает вещи.
Струится меж пальцев черный шелк неистлевшего платья...
...Струится меж пальцев черный шелк покрывала. Под луной стоит королева, и с губ слетают напевы на языке зверей. В эту ночь она владычица не людей - но волков и воронов, ястребов и кошек, сов и крыс.
Красной змейкой скользнуло ожерелье из дорогих камней, затерялось в складках ткани...
Когда-то этих рубинов было вдвое больше...что теперь жалеть?
Неласково встретил проснувшуюся королеву новый берег. Скалы и мох, ни ягод, ни зверей, ничего... Губы немеют, тяжелеет язык - и уже не произнести заветные слова, что так часто спасали... Здесь - чужая сила.
Тихим звоном отзываются упавшие на стол браслеты темного золота. Их было четыре...
Но два из них ушли в уплату за еду и новый дом.
Ложится рядом со всем добром тяжелое серебряное зеркало. Ты, проклятое наследие, что ты показало, что рассказало в роковую ночь? В ночь, когда женщина билась на полу и рыдала, не в силах забыть последние видения... и последние минуты Острова.
Ложится на виски венец, привычно ломит своей тяжестью.
Теперь она не королева - ее знают как Беррит, ведьму-травницу с дальнего берега. Она живет одна, и никого не зовет к себе. К ней идут за советом, ее любят и боятся. Такова теперь ее жизнь.
Столько лет, столько веков...и она ждала. И дождалась.
Завтра...Все будет завтра...
***
- Бабушка, расскажи мне про Дальний Остров?
- Ты думаешь, я знаю?
- Знаешь, ты все знаешь, все-все...
- Ну слушай...пигалица.
И текут слова, течет пряжа под пальцами, журчит веретено. Слова сказки - привычный рисунок, привычное заклятие...

Девочка проснется. Девочка узнает все.
Браслеты не снять с ее рук, не отвести ее взгляд от зеркала.
Она будет искать - и произнесет роковые слова.

Она унаследует этот дом, и этот сундук, и этот венец...И белую дряхлую кошку, что свернулась в ногах.
И она не узнает...и никто не увидит, как тихо, коронованная ветром и пеной морской, в плаще из молний, уходит в море, вслед за своей страной, последняя королева Нуменора...
И с ней уходят восемь теней в черном мехе.

[Адунафель Морниэ]

А это рассказ julia_monday.

- Как пожелаете, господин инголемо*, - покачал головой капитан. - Только на дорогах неспокойно. Ограбят, а то и убьют. А сопровождения я вам дать не могу - все заняты.

- Кто ограбит? Черные? - со страхом, но и с любопытством спросил Дунэндиль. Пронзительные вопли над Городом он не забудет до смертного одра... но посмотреть на морэдайн было очень интересно - зря он, что ли, специализировался на Нуменоре времен последних Королей? Интересно, какие они? Впрочем, он ведь к одной из них и едет...

- Нет. Мужчин здесь не осталось. Кто не погиб с оружием в руках - бежали на юг или восток. В плен они не сдаются. А на дорогах - рабы. Бывшие.

- Рабы? Но разве они враждуют с Гондором? Мы же их освободили!

- Да не с Гондором они воюют, а пропитание себе добывают. Как могут. Раньше их хозяева заставляли трудиться - но и кормили. А теперь ведь не то. Никто с хлыстом не стоит - но никто и не кормит. Вот и добывают пропитание - как от бывших хозяев научились. Не все, конечно, много тех, кто теперь работает для себя. Но разбойников хватает. Мы стараемся их обуздать, но не всегда успеваем.

Дунэндиль несколько минут молчал. Любопытство и уверенность, что уж с ним-то никогда ничего плохого не случится, победили.

- Нет, я еду. Не хочу задерживаться.

- Задержал бы я вас, господин Дунэндиль, для вашего же спокойствия. Но свобода - она на то и свобода, чтобы можно было свободно и голову сложить. Это вон... Великий Тар-Майрон до такой степени желал порядка, что никому продохнуть не давал. А мы никого не принуждаем, даже для его блага.

Подивившись про себя, какие, оказывается, философы служат в гондорской армии - хоть сейчас на диспут посылай на городскую площадь, Дунэндиль распрощался с капитаном и отправился в конюшню. Цель его путешествия была совсем близка...

Сначала он пугался любого шороха на темной проселочной дороге - эстель доверяй, а сам не зевай - но потом успокоился. Никто не выскакивал из темных кустов, не грозил кинжалом, не требовал отдать кошелек и ценные свитки, которые молодой лормастер вез с собой, и Дунэндиль успокоился. Мерный шаг лошади убаюкивал и он погрузился в полусон-полувоспоминания.

С детства Дунэндиль был заворожен историей своей прародины - великого Нумэнора, Дарованной Земли-под-Звездой. Он читал все истории и легенды, до которых мог дотянуться, где говорилось об истории Острова. И с детства же его мучил вопрос: почему? Почему получилось так, что злейшие враги проклятого Моргота стали приносить ему кровавые жертвы? Почему потомок Берена Славного, Лутиэн Пресветлой и Эарендиля Ясного восстал на Западных Владык? Почему Эленна погибла так страшно? Он искал ответы в книгах - и не находил, он спрашивал у отца и его ученых друзей - и никто не смог ответить. Ссылались на человеческую природу, на Искажение Моргота - но все это были лишь общие слова, а не четкий и ясный ответ. Дунэндиль пытался найти ответ и в древнем языке нуменорцев - адунайском. По традиции его семья хорошо знала этот язык и даже все имена детям давались сначала на адунайском, а потом уж переводились на синдарин, как было в обычае у гондорской знати. Предки Дунэндиля пытались сохранить чистый адунайский язык, не смешивая его с вульгарным потомком - вестроном. Но многое забывалось и терялось в бурной истории Средиземья. Людская память - не эльфийская, каждое поколение меняло и искажало древнюю речь. Можно было бы изучать его по книгам - да слишком много их погибло, в войнах с орками, вастаками, харадцами, в страшной Распре Родичей. Да еще и предубеждение, мол, адунайский - речь врагов, предателей, Черных Нуменорцев. Сколько Дунэндиль (или Адуназир) доказывал собеседникам - не в языке дело, древний людской язык, если верить эльфийским мудрецам, близок к языку самих Валар (оттого и звучит неприятнее красивой эльфийской речи) - да разве можно переубедить тех, кто не хочет слушать? Уже и на него стали смотреть косо - мол, кто речь предательскую учит да про предателей истории ищет, тот и сам - предатель. Всего пять лет назад (Дунэндиль еще подростком был) отгремела страшная Война Кольца, воспоминания были слишком свежи. Дунэндиль уже даже немного в себе засомневался - а вдруг, правда, он врагами слишком интересуется? Но нет, Зигур и его деяния по-прежнему вызывали только ненависть и гадливость. А с морэдайн повстречаться все равно хотелось... Посмотреть на них, поговорить... Да и адунайские тексты у них могли сохраниться. Вот Дунэндиль и отправился в Мордор. Нет, морэдайн не жили в темных, душных пещерах - все ж не орки. И не вся земля Мордора походила на выжженную черную пустыню с редкой чахлой травой и колючими кустами. Вокруг серого озера Нурнэн расстилались широкие плодородные поля. Там-то морэдайн и жили - каждая семья в отдельной усадьбе. На них трудились рабы - пленники, захваченные в набегах на Гондор и еще непокоренные восточные племена, неудачливые вастаки и харадцы, проданные за долги. После победы король Элессар отдал земли Нурнен бывшим рабам, а бывшим хозяевам предложил на выбор - уйти со всем своим добром или остаться жить у Нурнена. Почти все предпочли уйти. И, услышав некоторые рассказы от тех, кто застал здесь еще нетронутые виселицы и алтари, Дунэндиль прекрасно понимал, почему... Но кое-кто все же остался - в основном, старухи или женщины с детьми. Говорят, их не трогали. И вот к одной из таких старух - знахарке, и как поговаривали, ведунье - и Дунэндиль теперь и ехал, прослышав, что у нее сохранились тексты на самом что ни на есть настоящем, древнем адунайском. Интересно, что же там...

На этой мысли его грубо прервали, потому что из темных кустов появилась темная же фигура и схватила спокойно идущую лошадь под уздцы. Лошадь захрапела и отпрянула. Дунэндиль чуть не свалился с седла и схватился за рукоять кинжала. Кою, впрочем, сразу же отпустил, увидев, что его окружают. Надо было слушать капитана. Но мало что бывает бессмысленнее, чем сожаления о принятом решении.

- Не бойтесь, господин. Мы вас не тронем.

- Ч-что вам нужно? - Дунэндиль старался, чтобы голос не дрожал, но это у него плохо получалось.

- Кошелечек ваш. Ну и там харчей каких... Коня не надо, конь нам без надобности.

- Берите, - кажется, он легко отделался. Пускай берут кошелек, лишь бы не...

И тут один из разбойников потянул к себе седельную сумку. Ту самую, с бесценными текстами.

- Отдай! - голос позорно сорвался на визг. Дунэндиль вцепился в сумку, как утопающий хватается за веревку... и почувствовал, как его стаскивают с коня.

*

Очнулся он от холода и боли в голове - видно, хорошо об землю приложился. Едва разлепив глаза, морщась и тихонько постанывая, он принялся шарить в грязи, разыскивая драгоценные свитки. Глаза потихоньку привыкли к темноте и дело пошло на лад. Разбойники совсем не заинтересовались старыми бумажками - свитки преспокойно валялись в дорожной грязи. Они почти не пострадали, только "Сказание о Детях Хурина" немного порвалось. Сумка валялась тут же, на земле. Собрав свои сокровища, Дунэндиль с трудом поднялся, размышляя, правда ли, что разбойникам не был нужен конь. Ржание неподалеку подтвердило честность бывших рабов.

Охая, Дунэндиль взобрался на лошадь и потихоньку продолжил путь, размышляя о том, не выгонит ли его знахарка с порога - теперь он сам больше походил на разбойника, чем на честного инголемо. Но делать нечего - приходилось ехать дальше. Раз знахарка здесь осталась - значит, она либо непроходимо глупа, либо не лишена милосердия. Почему-то он был уверен скорее во втором, чем в первом.

*

Первым живым существом, встретившем Дунэндиля у двора знахарки, была кошка, с громким мявом вылетевшая прямо навстречу коню. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону, Дунэндиль едва сдержал поводья и проклятье сауроновой твари, с трудом спешился и постучал в ворота. Хозяйка отозвалась так быстро, будто знала о его приезде:

- Кто там, на ночь глядя? Дома не спится?

- Меня зовут Дунэ... Адуназир, госпожа Баттанбэль. Я бы хотел... с вами поговорить.

За воротами раздался смешок:

- О чем нам с тобой говорить, Друг Запада?

- Об Анадунэ, госпожа.

*

Дунэндиль не знал, как у него вырвалось это имя, он ведь хотел начать разговор издалека и исподволь выспросить госпожу Баттанбэль обо всем, что его так интересовало. А то еще, неровен час, захлопнут дверь прямо перед носом. Но вышло все ровно наоборот - дверь распахнулась, будто Дунэндиль произнес волшебное заклинание, и хозяйка знаком пригласила его войти. Увидев нежданного гостя, она, ни слова не говоря, провела его в умывальную комнату, где и оставила наедине с тазиком теплой воды, полотенцем и песочного цвета кошкой с черными лапами и ушами. От пристального взгляда ярко-голубых глаз животного Дунэндилю было не по себе, но он все же умылся, морщась, ощупал шишку на затылке, кое-как пригладил волосы и остановился в растерянности. Где же хозяйка? Кричать на весь дом, призывая ее? Остаться здесь и ждать?

Как раз во время мучительных раздумий кошка встала и не спеша, направилась к двери. На пороге она оглянулась с таким видом, будто приглашала следовать за собой. Дунэндиль открыл дверь. Кошка, двигаясь с видом и достоинством вдовствующей королевы, медленно пошла вперед по коридору. Дунэндиль отправился за ней.

Зверь привел его вовсе не на кухню, как юноша втайне опасался, а в большую комнату, где госпожа Баттанбэль и находилась. Она сидела в большом кресле, положив руки на подлокотники. Кошка, коротко мяукнув, прыгнула к ней на колени и свернулась там калачиком. Теперь праздные руки госпожи Баттанбэль нашли занятие - левой она приобняла зверька, а правой принялась поглаживать. Кошка прижмурила глаза и громко замурлыкала. Дунэндиль так растерянно и стоял посреди комнаты, когда хозяйкина рука, оторвавшись на мгновение от кошки, указала ему на свободный стул. Юноша сел на указанное место и украдкой стал рассматривать хозяйку. Некогда красивая, гордая, надменная. Даже немного страшная. Может, зря он приехал? Не выдержав гнетущей тишины, Дунэндиль брякнул:

- Вы тут... одна живете?

Ох, не следовало бы так начинать! Лезет в личные дела незнакомой женщины... Но старуха спокойно ответила:

- Одна. Я никого не боюсь - целители всем нужны, почти все делаю сама... Мужнюю власть терпеть над собой мне никогда не хотелось, а дети... кошки куда лучше, - она улыбнулась мурлыкающему зверьку. - Они мне и помогают - лучше всяких детей.

Дунэндиль сразу же вспомнил черную королеву-чародейку из детских страшных сказок. У нее тоже были слуги-кошки... И потом, в древних манускриптах он нашел про нее такое... в горле сразу пересохло. Он молчал, твердо решив дождаться вопроса старухи - а то опять что-нибудь ляпнет... Молчание становилось все невыносимее, когда старуха все же проявила любопытство:

- Так скажи, мил-друг, что же ты от меня хотел? Нечасто ко мне вваливаются среди ночи... грязные и с шишками... чтобы поговорить об Анадунэ. С кем по дороге-то повстречался? Неужто, орки еще остались?

- Какие там орки... Люди это были.

- А-а-а, Младшие, небось, - госпожа Баттанбэль усмехнулась. - Нельзя было их отпускать, они только и годятся на то, чтобы работать и прислуживать. А как вы пришли, да отпустили - и грабежом занялись.

- Так кто до этого довел? - горячо возразил Дунэндиль. - Ваш же ... "Великолепный".

- Думаешь, я его сильно люблю? - старуха снова усмехнулась. - Вовсе нет. Да он любви и не требовал - лишь бы боялись да слушались. Впрочем... ладно, говори ... об Анадунэ.

- Понимаете, госпожа, я слышал, ну-у-у... - Дунэндиль заволновался, речь шла о цели его трудного, и даже опасного путешествия, - что у вас есть тексты ... на адунайском. Очень хотелось бы... посмотреть.

Хозяйка молчала, полуприкрыв глаза. Дунэндиль уже решил, что разговор окончен и сейчас его погонят за порог, когда знахарка заговорила.

- Есть. Никому они нужны не были последние-то годы... Саурон ведь свою Черную Речь везде насаждал. Адунайский - нет, не запретил, но как-то... перестали говорить, да. Никому не интересны старые бумажки, а память о Западной Земле давно пытались искоренить. Зачем Саурону рабы, гордые предками? Раб должен знать только господина и гордиться только им, - старуха снова помолчала. - Иди за Урэнир. Она покажет тебе сундучок со свитками, принесешь его сюда.

Кошка спрыгнула с колен хозяйки, сверкнула на юношу ярко-голубыми глазами...

*

До утра Дунэндиль возился со старухиным сундуком, чувствуя себя гномом в драконьей сокровищнице. И богатства вроде бы несметные, но дух у них ... нехороший. Старинных легенд в сундуке не оказалось, все тексты были посвящены последним годам Нуменора. С сугубым отвращением Дунэндиль прочитал текст, где говорилось, как родители, ослепленные и обманутые Зигуром-Сауроном, приносили в жертву на алтарях собственных детей. Так и без Низвержения Нуменор бы скоро кончился - потом, в Средиземье, Саурон, похоже, прекратил подобную практику - видно, не хотел остаться без подданных. Было еще много чего - гимны Зигуру, протоколы судебных заседаний, даже доносы... Изучать язык можно, конечно, но противно. Дунэндиль решил, что ничего не будет просить у старухи - не хотелось копаться в этой грязи снова.

Хозяйка появилась, когда он заканчивал аккуратно укладывать старые бумаги в сундучок. Дунэндиль поднялся:

- Почему? - вдруг спросил он.

Старуха усмехнулась.

- Разве тебе не хочется жить вечно? Разве хочется умирать?

- Нет. То есть вечно жить не хочется. Ведь потом нам предстоит такое... интересное путешествие. Мы не привязаны к одному месту, и это так ... хорошо.

- Отчего бы сразу не отправиться в "путешествие"? Найди скалу повыше и...

- Нет, зачем же отказываться погостить там, где жить так приятно? Но потом еще приятнее отправиться домой. Я знаю, мой Король думает так же. Вообще, сейчас у нас многие так думают.

- Не знаю, может быть, вы и правы, - госпожа Баттанбэль провела рукой по глазам, и оказалась не страшноватой колдуньей, не побежденной вражьей прислужницей, а просто старой, усталой женщиной. - Может быть, за вами - будущее. Но нельзя и забывать о прошлом.

И оба, старуха и юноша, мораданет и дунадан, целительница и ламбенголемо**, не сговариваясь, повернулись на Запад, туда, где некогда была Эленна, Андор, Нуменор, Вестернесс, Анадунэ, Аталантэ и поклонились родной земле.


*Ученый.

** Ученый-языковед.