Кэртианское Опции

[Адунафель Морниэ]

Написалось вот по Камше.

Кобыла пегой масти шла сонной трусцой, но была настоящей. Мельник знал это точно, что бы там ни говорили суеверные соседи, хотя в такие паршивые времена ни в чём нельзя быть уверенным. Солнце, так и не пожелав выныривать из-под низких серых облаков, двигалось к закату, приближая ночь Зимнего Излома. Проклятущая метель как будто бы улеглась, но за два дня намело столько, что в такую погоду если и ехать куда, так только к леворуковой бабушке. Или к ызаржьей. Но не на север точно. В шестнадцатый раз выругав себя за жадность, мельник обернулся.


— Может, в деревню свернём, эрэа? Время сейчас дурное, да и погода ни к Леворукому. Замёрзнем ведь мы в этих кошачьих горах, как пить дать замёрзнем.

Сидевшая на телеге женщина пошевелилась. Мельник уже не мог видеть её глаз, но знал, что они глубокого синего цвета. С югов приехала, не иначе. Этим кэналлицам, или кто они там, всегда море по колено, но поди поверь, что это хрупкое существо потянет в горы, да ещё в ночь. Мельник прищурился - женщина улыбалась. Змеища. Если опять откажется поворачивать, нечего её слушать. Три деревни уже пропустили.

— Хм, пожалуй, свернём. Раз вы так устали...

Разрубленный Змей, а она не устала! Целый день на ухабах трястись нет, не устала! Ссадить её в деревне, а утром, как только солнце выглянет, обратно ехать. И Чужой с ними, с деньгами.
Похоже, странноватая попутчица угадала его мысли и улыбнулась ещё шире.

— Я заплачу вам. — Её голос был чуть надтреснутым, а сама она походила на сытую кошку, поймавшую мышь просто для того, чтобы с ней поиграть.— Хотите вы этого или нет.

Пегая устала, но теперь уже несчастный мельник гнал её немилосердно. Ведьма! Как есть ведьма. Он-то дурак, купился на золотишко, да ещё в Ночь Излома!
— Вы лошадку-то пожалейте. Она ж хоть и пегая, а живая.— Закатная тварь, ещё совсем недавно казавшаяся почтенной вдовой, теперь откровенно потешалась. Пристрелить бы её, благо, пистолет хоть и старый, а заряженный, так ведь не помрёт же она, как пить дать не помрёт. Только хуже ещё будет. Нет уж, довезти её до деревни надо, а там будь, что будет.

— Тут постоялый двор - чудо просто! Такое пиво, что даже Леворукому бы понравилось.

Мельник понимал, что несёт чушь и уже начинает заговариваться, но это неважно. Сбагрить бы это несчастье, да поскорее. А самому можно и к тётке попроситься. Она хоть и дура, но всё лучше, чем под одной крышей с нечистью ночевать.
Телега уткнулась в сугроб, мельник выругал старую клячу, но, так как они уже приехали, почти с нежностью помянул Леворукого. На этот раз помог, гад, и от него польза бывает.
— Благодарю вас.— Ведьма стояла в дверях.— Без награды вы не останетесь, но это будет не золото и даже не серебро, а то, что по нынешним временам дороже денег.

И мельник уехал, ещё не зная, что переживёт все обрушившиеся на Север обвалы и землетрясения, перенесёт последующий за ними голод и проживёт долгую почти спокойную жизнь, за что и будет прозван впоследствии Счастливчиком.


***
Святая Октавия смотрела на собравшихся большими синими глазами и слегка улыбалась нарисованной улыбкой. Неизвестный иконописец постарался на славу, но двум фульгам пока было ни до разговоров об искусстве, ни, тем более, о спасении души. Они сидели за шатким деревянным столом и точили об него когти, то и дело бросая взгляд на божий одуванчик с иконы. Не то чтобы они ждали каких-то неприятностей, о нет, они просто занимались обычными кошачьими делами, хоть были и не простыми кошками, а закатными. Ничего особенного. Почти.
— Глянь на неё хоть разок.— Фульга, принявшая наконец человеческое обличие, перевела взгляд на стоящего у окна золотоволосого мужчину. — Общее же дело.

— Да помню я её.— Самый известный в Кэртиане кошатник сперва окинул двух огнеплясок насмешливым взглядом ярких зелёных глаз, а потом удобно устроился на подоконнике, обхватив колени руками.— И я думаю, нас уже услышали. Тут вот лошадь одна интересная пришла, но не...наша.

— Ну тебя! — Вторая фульга тоже избавилась от полукошачьего облика, но кошкость в ней осталась. Того и гляди зашипит.— Наша! Скажешь тоже.
— А что?— Её сестра села на краешек стола и чуть не свалила изображение самой почитаемой в Талиге святой.— Сейчас все в одной лодке плывём. Несмотря ни на что.

В дверь постучали, и как же некстати! Да и с чего бы трактирщику будить "почтенное семейство"? В два бесшумных прыжка "младшая" фульга оказалась у двери и уже готова была выпустить когти. Маленькие, но острые, как рыболовные крючки.
— Кто там?
— Я.

Вот тебе и всё... А ждали-то какую-нибудь Зою, не думали, что до них снизойдут.
— Открой.— Похоже, Зеленоглазый понял её промедление по-своему.— Она это.
— Да.— Замок щёлкнул и старая дверь со скрипом отворилась. — Это действительно я.
Высокая темноволосая женщина шагнула в проём и уселась на один из расшатанных стульев. Она выглядела старше нарисованной святой, отличаясь от неё, как матёрая кошка-крысоловка отличается от новорожденного котёнка. Красивы оба, но красота эта разная.

Единственный мужчина встал, то есть слез с подоконника при появлении дамы и лучезарно улыбнулся.

— Рад видеть вас снова, эрэа...Оставленная.

[Адунафель Морниэ]

А это продолжение и окончание.

— Неужели?— Женщина улыбнулась углом рта и поплотнее запахнулась в подбитый седоземельским мехом серый плащ.— Впрочем, времени с тех прошло много.
Да уж, очень много даже для зеленоглазого исчадия Заката. Тот, кого добрые эсператисты и олларианцы называли Врагом не видел ночную гостью с того самого дня, когда она отказалась от своего последнего прозвища и стала просто Ею. Тогда не произошло ничего ужасного: Оставленная не полезла с горя на стену и не разрыдалась. Не стала она и злорадствовать из-за того, что Абвений, когда-то променявший её на другую, наконец погиб. Она просто...умерла. Повелитель Кошек знал, что на самом деле всё было не так, но никакого другого названия дать увиденному не мог. Бывшая возлюбленная Унда ходила, разговаривала и даже улыбалась, но в живых её уже не было.Под глазами легли тёмные круги, что сделало их похожими на два глубоких колодца, в которых плещется ярко-синяя, нарисованная бездарным художником, вода. Кожа из просто бледной сделалась пергаментной, а черты лица заострились. Правда, тогда Леворукий списал все странности на терпкий запах сгнивших лилий, которые хозяйка отчего-то не велела убрать, однако, после первых же похождений "кладбищенской лошади" все сомнения отпали. У твари были те же глаза, а вернее, тот же взгляд, полный даже не горя, а какой-то ставшей обычным делом безнадёжности. И вот с этим существом надо говорить о жизни...

— Эрэа, мы не думали, что вы сами почтите нас своим присутствием...
— ...и пришли всего лишь втроём?— Она снова улыбнулась, почти ласково, продолжая рассматривать что-то своё, взгляду демонов Заката недоступное.— Что ж, для меня и впрямь маловато, тем более, что тебя, малыш, я трогать точно не буду. Несмотря ни на что. Твои кошки меня тоже не заботят, хоть я и не люблю, когда они так крысятся.
Младшая фульга вспыхнула, но когти убрала. Они тут не помогут.

— Да, вот так мне как-то уютнее, благодарю. И со мной можно на "ты".
— Тогда уж на "Ты".— Леворукий понял, что никаких неожиданностей ждать не придётся, и на смену настороженности пришла его обычная наглость.— Однако, это не сделает прекрасную эрэа менее прекрасной.
— Льстец, но мне всё равно приятно.— На этот раз её взгляд был просто грустным и оттого казался более живым.— Как бы то ни было, вы позвали меня не для того, чтобы говорить мне комплименты. Да и Надору осталось не больше часа.— Она обвела взглядом всех собравшихся.— Ведь речь о нём, не так ли?
— О нём. Вернее, о них.— Леворукий пристально посмотрел на старшую фульгу. Говори, мол, ты всё затеяла. Та молчала. Повелитель Кошек, чуть не помянув себя, перевёл взгляд на гостью.— Им нужна новая фульга, потому что одна из их сестёр погибла.

— Её убили!— Младшая фульга, видя, что ей ничто не угрожает, вспомнила о своей воинственности. Как всегда вовремя.
— Бедняжка. И даже выпитые жизни тех двух влюблённых не помогли! Вот что значит неравный бой.— Будь гостья не Ею, а кем-то другим, можно было бы сказать, что она забавляется, глядя на едва сдерживающуюся фульгу. Но Повелитель Кошек чувствовал, а вернее даже знал, что улыбки - обман, а ирония - лишь маска, щит, за которым скрывается нечто, навсегда разучившееся радоваться и жить.— Теперь вы нашли ей замену, но...

— ...но она живёт в надорском, хм, ладно, замке.— Лучше взять дело в свои руки, а то ведь наговорят сейчас. Одно слово - огнепляски.— Пока живёт.
— Но клятва нарушена, и скоро от замка не останется даже руин, а те, кто в нём -погибнут. В том числе и один не в меру ретивый литтон, если вовремя не уйдёт. Это закон Кэртианы. Один из законов.
— Разумеется.— Кошка, теперь уже настоящая, запросилась на подоконник, пришлось подвинуться. — Но когда тебя, то есть, Тебя волновали эти законы?
— И туда уже идёт выходец!— Что ж ты не уймёшься никак, а, чадо Астрапа?
— Да, туда уже отправился выходец, это Зоя.
— Капитан Зоя Гастаки,— отчего-то Она сделала ударение на первом слове,— идёт устраивать своё счастье, и кто я такая, чтобы ей мешать. К тому же, я её туда не посылала.
— Так значит, ей за это ничего не будет?— Младшая фульга была уже почти готова броситься в неравный бой, но удостоилась лишь косого взгляда.
— Почему не будет? Будет.— Она выглядела усталой и, казалось, не прочь была задремать, закутавшись в седоземельскую роскошь, хоть в глубине синих глаз и горел обманчивый лукавый огонёк. Или всё-таки не обманчивый?— Свадьба ей будет. И Арамоне тоже. Можете заглянуть, если не боитесь.
— Я загляну, обязательно.— Вот что значит кошачья реакция,огнепляски даже рта не успели раскрыть!— Но так что с Надором?
— А что с Надором? Зоя всего лишь выходец, и уведёт она тех, кто не имеет к клятве отношения. И не страдает от избытка альтруизма.
— Но Ты-то не выходец и пришла, надо думать, не только ради нас. А больше не связанных с клятвой там нет.
— Верно.— Уголки губ опять поползли вверх. Леворукий никогда не видел Абвениев и плохо представлял себе погибших создателей Кэртианы, но в том, что они могут быть глупыми, не сомневался. Во всяком случае, не сомневался насчёт Унда. Кто, ну кто может бросить такую женщину? Только дурак. Наследник наследником, это дело несложное, но если с кем и жить, так только с ней.
— Так Ты поможешь нам?
— Смотря, кого вы хотите забрать. О герцогине Мирабелле можете даже не думать.
— Мы о ней и не думаем,— Леворукий ухватился за эсперу, на которой была изображена наглая кошачья морда, — упаси меня...упаси меня...кто-нибудь.
— Мы думаем об Айрис Окделл.— Старшая фульга, если уж открывала рот, то всегда говорила по делу.— И, пожалуй, её кузене, чтобы она не чувствовала себя...оставленной.
— Это всё?— По Её лицу пробежала тень, а голос как будто бы зазвучал глуше обычного. Почему-то Леворукому вдруг вспомнилась одна широкая река, медленно, но верно освобождавшаяся от сковавшего её льда.
— Всё.
— Хорошо.— Она встала и повернулась к двери.
— Как, опять не через картину?
— И не через стену.
— За что им такая немилость?
— На тебя тоже порой находит блажь.
Находит, и ещё как находит. Ведь дёрнуло же его в своё время забраться в Подземелья и рассказать ей, тогда ещё просто ей, о гибели Унда. Рассказать и позавидовать уже мёртвому Абвению...ну, ещё не чёрной, но уже завистью, которая не исчезла даже когда на дорогах Кэритианы стали появляться следы одноногого морока.
Скрипнула дверь, он вышел следом.
— Подожди!
— Ммм?— Опять привычная белая маска вместо лица, но глаза смотрят в пол.
— Зачем тебе герцогиня Мирабелла?
— Это привычка, ещё одна прихоть - думать о тех, о ком не думает никто.Оставленных не должно быть. Все имеют право на жизнь, — Она помолчала, а потом чуть тише добавила,— пусть даже после смерти. Ты хотел сказать что-то ещё?
— Да. Если бы Унд... Если бы на его месте оказался я, всё было бы по-другому.

В ту же ночь гордо именуемое замком гнездо герцогов Окделл перестало существовать. Во всех отчётах и донесениях было сказано, что избежать смерти удалось только одной беспородной лошади, непонятно каким образом сумевшей выбраться из этого ледяного ада, а на месте старого замка образовалось что-то вроде озера. В означенный водоём, разумеется, никто не нырял, а потому и не видел, что одни из ворот отчего-то сгнили и рассыпались в труху и что трупов на дне гораздо меньше, чем должно быть...

[Аллор]

Я в дайри отписала, но мне еще нравится, что чуть более хэппиэндно)))

[Адунафель Морниэ]

Кодовое название: "Наша служба и опасна и трудна"
В главных ролях: две фульги и одна типа найери.
В эпизодах: Робер Эпинэ и Мэллит.
Место действия: Агарис, плавно перетекающий в Алат.
Рейтинг: зависит от ваших нервов и знания канона.
Предупреждение: Рокэ Алвы, Дика Окделла, Валентина Придда и Арно Савиньяка нет!
Тощий "франимский торговец" завернул за угол и утонул в вечном тумане вечно серого Агариса. Нахлобучив шляпу так, чтобы почти скрыть лицо, "он" был уверен, что на "него" никто не смотрит. Наивная девочка... Мэллит, так, кажется, её зовут.
Если бы случайный прохожий вдруг посмотрел на крышу ратуши, он бы очень удивился, потому что на том месте, где положено стоять старой каменной скульптуре, было мокрое тёмное пятно. Но было раннее утро и прохожих почти не оказалось, да и тем немногим, кто выбрался в это время на улицу, и в голову не приходило рассматривать старую крышу.
Серая каменная горгулья постепенно приняла человеческие очертания и отряхнула красивое зелёное платье. Никаких крошек не было, но для женщины, похожей на найери, отряхивание давно уже стало чем-то вроде ритуала, подтверждающего, что она до сих пор жива. В какой-то степени. Потом пришёл черёд волос: поудобнее устроившись на крыше, женщина медленно, "со смаком", расплела тяжёлые косы и ненадолго прикрыла глаза. Слабый ветер едва колыхал светлые локоны, но по сравнению с каменным пленом это было блаженство.
Найери, а она уже много лет как считалась найери, вздохнула полной грудью. Она знала, что больше не вернётся на крышу. Сегодня Робер Эпинэ, ставший "пажом" "франимский торговец" и человек, выдающий себя за короля, покинут Агарис, и она уйдёт вслед за ними. Проводит до алатской границы, а оттуда отправится в Олларию. Женщина снова вздохнула и стала перебирать волосы. За то время, что провёл в Агарисе Эпинэ, она успела к нему привязаться, но только сейчас заметила, насколько сильно. Впервые за свою жизнь она готова была бросить всё и сделать то, что хочется. И что нельзя.
Найери сжала кулаки. Ну почему, почему из всех стран он едет именно в Алат?! На самом деле, она прекрасно это знала, но лучше не становилось. Ещё Мэллит эта... живёт в снах и не понимает, что её прекрасный принц - ненастоящий, а счастье-вот оно, рядом. Она прервала себя, слишком уж знакомая ситуация... Что ж, остаётся только желать им счастья и присматривать, пока есть возможность.
***
- Вон он, вон! Собирается! - Молоденькая алатка подобрала цветастое платье и, треща ветками, забралась в кусты.
- Тихо ты, чего кричишь?
Девушка, в которой любой обитатель Сакаци узнал бы Вицу, нахмурилась.
- Ну это же он, да?
- Да, это Робер Эпинэ.
- Так он же нас не слышит! И никто не слышит! - Она казалась сконфуженной, но в чёрных глазах плясали весёлые искорки.
- Вот он-то как раз и может услышать. Он же Повелитель Молний, а не Ферек какой-нибудь.
- Но и мы тоже, - младшая алатка хитро подмигнула, - не кто-нибудь.
Она ещё не привыкла к тому, что стала фульгой.
- Ага, и собираемся его спасти, а не на Золотой Ночке плясать. - Старшая спутница Астрапа прищурилась. - Так что давай без глупостей, ладно?
-Ладно...- Девушка печально посмотрела в сторону праздничных костров.Алаты остаются алатами даже после смерти. - Хорошо, хоть стервь эта от него отвязалась.
-Какая ещё стервь?- "Вица" не любила, когда её отвлекали от размышлений.
- Ну та, из Агариса которая. Найери.
- Она не найери.
- А кто?
- Говорят, что выходец.
- Да ты что?! То-то она мне не понравилась. У-у, мармалюца!
- Ты тише, ещё накличешь. Как будто нам кобылы мало и этой, как её там, ну ты поняла.
- Поняла...- Бывшая алатка вдруг стала очень серьёзной. - А как она это, ну, найери стала,а?
- Кто её знает... Меня там не было, я не видела, но найери поговаривают, что это месть.
-Чья?-Совсем тихо.
- Ну, кто выходцами повелевает?
- Ты про...
-Ага. Эта девушка, вроде как, при жизни была на найери похожа, ну и...
- И её за это в выходцы, да?
- Нет. Чего она выходцем стала, это я не знаю, но вот что её из-за внешности найери сделали - точно. На кобыле к ним приехала, на той самой. И попробуй прогони её.
- Вот стервь-то!
- Ты свечку, что ли, держала, знаешь, что там и как было? Нет? Вот и не сплетничай.
- Да я не про девку, а про...
- Тем более. Для мести, даже самой бабской, могут быть причины. Да и давно это было.
- А чего ж она сюда-то не пришла?
-Откуда я знаю? Может, ей велено остаться в Агарисе?
- Нет, она в Олларию пошла, я сама видела!
-Ну, не знаю тогда. Может, ей нельзя появляться здесь. - Старшая фульга тряхнула тёмной чёлкой. - Ладно, хватит дурью маяться, пора мне.
- Не пора же ещё. Видишь, гици разговаривает?
- Кто?
- Гици. Эр по-вашему.
- По-нашему... Ох уж эти гицы, вицы, мэллицы! Язык сломаешь.
- Красивый у нас язык. А ты сама-то откуда?
- Из Дриксен. Ты была там когда-нибудь?
- Нет. Там холодно?
- Холодно? -Девушка мечтательно улыбнулась. - Да нет, это тут жарко.
- Не скажи!
- Не скажу... Знаешь, там в одном городе, Кёнигсхафен называется, есть Западная улица. В том её конце, что близко от порта, стоит дом с флюгером в виде чайки. Возле этого дома небольшой сад, а в глубине его есть клумба с белыми астрами. Это я их сажаю, каждый год.
- Ты...раньше жила в этом доме?
Она кивнула.
-Для меня это важно, очень. Ну чего нос повесила? Это я так говорю.
- Ты говоришь из-за кобылы и этой...
- Не называй её по имени. И иди танцуй.
- Ты одна не справишься.
- Сегодня Дикая Охота. Не справлюсь-помогут. Ну чего? Пускай найери плачут, они - вода, а мы-пламя. Иди танцуй. Лайэ Астрапэ!
Высокая стройная фигура вышла из кустов и растворилась в темноте.

[Адунафель Морниэ]

И про Дикушу.

За порогом Дик все же обернулся, хоть это и было слабостью. Алвы у огня больше не было, не было и огня, не было вообще ничего.
— Выше голову, Надорэа, — прикрикнул сюзерен, — ты Повелитель Скал или спрут без чести и костей? Мы отправимся в Гальтары и возьмем то, что принадлежит нам по праву! Когда настанет время, я сам поведу свои армии в сердце анаксии!
Сюзерен знакомо улыбнулся и вдруг смахнул навернувшуюся слезу.



...А потом он исчез. Исчезло вообще всё, и перед Диком снова появилась Дорога Королев. Проход немного расширился и шёл под уклон. Со стен больше не капало, снизу тянуло жаром, и на какое-то мгновение Дику даже показалось, что он в Багерлее. В той самой камере, где, по словам Робера, держали Алву. Но наваждение быстро развеялось: в знаменитой тюрьме были звуки, а здесь их не было. В вязкой темноте тонуло всё, даже шорох шагов.
-Эр Рокэ!
Эха тоже не было. Только тьма и камень, камень и тьма, и неизвестность. Что ж, потомка святого Алана этим не испугаешь!
Словно в ответ на его мысли коридор вильнул вправо и ещё сильнее накренился, и в конце тоннеля показался свет. Он был тусклым и слегка мерцающим, но всё-таки настоящим. Только настоящий огонь может так греть. Дик поймал себя на мысли, что это ему совсем не нравится. Предчувствия, как им и положено, не обманули, и вскоре ход закончился красивыми, но прочными коваными воротами. Повелитель Скал выругался как извозчик, но замер на полуслове, стоило ему подойти поближе. За воротами тоннель разветвлялся на три части, и Дик вдруг понял, что ни по одному из этих путей идти не хочет. Помимо усилившегося жара с той стороны шёл...страх. Тот самый "первобытный ужас", о котором он слышал ещё в Лаик. Дикон отпрянул и глубоко вздохнул. Что ж, всегда можно повернуть назад. Он не заметил, как сказал это вслух, и незнамо откуда взявшееся эхо повторило его слова, изменив голос до неузнаваемости. Или это не эхо.
-Всегда можно повернуть назад...
-Хм, я бы так не сказала.— Катари. Святой Алан, Катари!— Мёртвое не сделать живым.
— Он ещё не умер.
Голоса звучат совсем рядом, за поворотом, но...но туда не подняться. Пол вдруг стал скользкимкак ледовый коток. Дикона прижало к воротам.
- Не умер. Ещё.
Ворота открылись внутрь, но Повелитель Скал как-то успел уцепиться за створку и не оказаться на той стороне. Тварь закатная! Катари-закатная тварь. А он переживал, что она просто шлюха...
— Ты так хочешь его убить?
Кто это, кто с ней говорит, Леворукий побери?! Леворукий? Леворукий... Ну правильно, она - закатная тварь, он - Повелитель Кошек, а это-гальтарский лабиринт. Всё сходится...Кроме того, что это исчадие Заката его защищает.
-Он убил себя сам. И не только себя.
-Из-за меня погибло больше.
-Это было давно. И не здесь.
-Но тем не менее.
Она фыркнула как кошка.
-Слишком много разговоров об одном клятвопреступнике. Тебе не кажется?
Именно таким тоном бывшая королева выпроваживала его из будуара, когда он...пришёл её убивать. Нет, он хотел как лучше, а она...она сама!
-Клятвы...Их так легко дать и так тяжело сдержать. - Она не ответила,и он продолжил.- Но ты права. Пока мы тут разговариваем, все твари сбегутся, никакой Зверь не поможет.
Ворота скрипнули и закрылись. Что ж, это уже маленькая победа!
- Он хорошо держится.
-Да уж получше его сюзерена. - Катари улыбнулась и на мгновение стала похожа на оскалившуюся рысь. Почему-то Дик знал это, хотя так никого и не видел.
— Может быть, всё же стоит дать ему шанс?
Катари(или не Катари?) молчала, а в лабиринте послышалось какое-то шевеление.
- Совсем недавно мы списали со счетов целый город. Совсем недавно по вине этого юноши погиб Надор.
-Верно. И я думаю, на этом нужно остановиться.
- Кому?
- Для начала нам. Не стоит помогать раттонам.
- Он им помог гораздо больше. - Катари сложила руки в замок и сделала несколько шагов. Запахло лилиями. - А на нас-тебе, мне, спутниках погибших богов-держится этот мир.
- Он держится на людях. А их становится всё меньше.
Сейчас было совсем не до этого, но Дик отметил, что Чужой скорее рыжий, чем золотоволосый.
- Чума-такая болезнь, что нужно спасать здоровых. А больные...ну, все умирают.
- Кого-то можно вылечить.
- Ты считаешь, что он и есть этот кто-то?
- Почему бы и нет? Он сильный.
- Сильные не убивают слабых.
- Вот и не убивай.
Она хмыкнула и не ответила.
- Я смогу! - Дик с удивлением узнал собственный голос. - Я смогу, я сильный! Мне все лгали!
- Ну вот. - Закатная тварь в облике Катари развела руками. - Опять виноваты все, кроме него.
Как, ну как объяснить, что всё не так? То есть всё так, но это правда! Все играли с ним, как с куклой...
— ...а ты и позволял.
- Позволял... Да, позволял.
- Ну как, уже лучше? - Повелитель Кошек усмехнулся.
- Лучше.
- Он похож на своего предка.
- Алана? Наверное.
- У него взгляд похож.
- Взгляд, говоришь...- "Катари" помолчала. - Дай-ка, я посмотрю, что у тебя там за взгляд, малыш.
Он увидел её глаза, глаза Катари, вдруг ставшие бездонно-синими. Дикон тонул в них, как в море, о котором так часто поют кэналлийцы. И в этом море отражались лица: Айрис, Наль, Дейдре и Эдит, мать, какие-то незнакомые люди на улицах Олларии, Удо Борн, Катари, икона Октавии, эр Рокэ... Все они тянули ко дну, в глубины, из кторых не поднимутся даже Спруты. Это было больно, это было невыносимо.
Свтой Алан,святой Онорэ, святая Октавия!
- Они умерли, Ричард Окделл. Ты опоздал.
- Святые не умирают.
Молчание. Улыбка Леворукого. "Катари" вздохнула.
- Я не могу зайти в Олларию, ты можешь.

[Хольгер]

Очаровательно!

[Адунафель Морниэ]

Очаровательно!

Спасибо! Рада, что это кому-то понравилось))

[Хольгер]

Потому что действительно выше всяких похвал!

[Адунафель Морниэ]

Потому что действительно выше всяких похвал!

Как обычно, пишу то, о чём хотела бы прочитать. К сожалению, фанфики по Кэртиане в основном про Алву, Придда, Дика и Савиньяка... То есть у меня тоже тут Дик есть, но смысл не в нём

[Аллор]

Насчет Дикуши - да, этот твой рассказ точно AU, ибо съели Дикушу, без всяких еще стопиццотых шансов.
И мне про фульг нра.

[Адунафель Морниэ]

Насчет Дикуши - да, этот твой рассказ точно AU, ибо съели Дикушу, без всяких еще стопиццотых шансов.
И мне про фульг нра.

Хуже, это ещё и кроссовер. Ты рыжего не узнала?


А мне нра, что тебе нра.

[Аллор]

Хуже, это ещё и кроссовер. Ты рыжего не узнала?


А мне нра, что тебе нра.

Это что ты в дайри писала, что у тебя два Леворуких получилось, и рыжий - это Майтимо? Вообще мне трудно сказать, как раз образы феанорини я лично для себя не очень вдумчиыво моделировала.

А мр)

[Адунафель Морниэ]

Вот еще написалось кэртианство. Постканон, на 99,99% АУ. И еще тут есть перекличка с ПЛиО, но заметна она только если читатель в теме "Песни...".

В Олларии выпал первый снег. Или не первый? Робер слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даром, что все уже закончилось.
Снег похрустывал под копытами Дракко, и этот звук был чуть ли не единственным, что напоминало Проэмерадору столицы о том, что он не оглох. "Оллария вымерла, не может быть!", бросил бы он с усмешкой лет десять назад. Тогда это было смешно, но теперь, когда город действительно почти вымер, Робер гнал от себя эти мысли.
Вскоре показался нужный дом. Как ни странно, он почти не пострадал, если не считать выбитых стекол и одной закопченой стены. А еще он напоминал дом Капуль-Гизайлей, хоть и принадлежал мелким купцам. Робер провел рукой по глазам. Так и есть, показалось. После вчерашнего разговора с Арлеттой Савиньяк и бессонной ночи еще и не такое покажется. Вдова маршала Арно была вне себя. Предметом ее ненависти было содержимое розовой гайифской шкатулки, а вернее, дама, любезно приславшая пять изумрудов и три жемчужины, "дабы внести свой маленький вклад в восстановление дома безвременно почившего Первого маршала Талига".
- Это неслыханно!- Графиня ходила из угла в угол, красная как мак Эпинэ. - Осмелилась приехать! Что она себе позволяет?! В Багерлее!
Спустя некотрое время почтенная вдова наконец угомонилась, и Робер даже смог выяснить причину ее столь бурного негодования. Разумеется, он слышал о покушении на Винной улице, а имя Эмильенны Карси он не смог бы забыть, даже если бы захотел. Еще бы, ведь ей тогда желали смерти все особы прекрасного пола, с которыми он водил близкое знакомство и которые, как и полагается приличным талигойским девушкам, были влюблены в Рокэ Алву. Со временем о женщине, чуть не погубившей Ворона, забыли. А она жила себе и жила в Савиньяке под именем Эдит Лансар и родила от своего трусливого мужа восьмерых детей, за каждого из которых получала от Алвы изумруд или жемчужину. Арлетта считала это неслыханной милостью, и Робер бы даже не стал с ней спорить, потому что почти сразу выкинул бы из головы всю эту историю, если бы... Если бы эта странная женщина, теперь уже вдова, не напомнила ему Марианну и то самое покушение, вскоре после которого баронесса Капуль-Гизайль перестала быть для него самой дорогой куртизанкой Талига.
И вот теперь, уговорив графиню подождать со ссылкой в северный Надор, Багерлее, Закатом или чем-то еще, он приехал сюда. Зачем, он и сам толком не знал. Возможно потому, что готов был ехать куда угодно, лишь бы не на могилу Марианны.
"Ее здесь больше нет",говорил он себе, "она всегда была слишком живая и не имеет к гниющему под плитой телу никакого отношения."
Дверь открыли быстро. Робер хотел было произнести заготовленное приветствие, но не смог этого сделать, потому, что на пороге стояла... Лоуренсия. Длинные золотистые волосы не были заплетены и доставали до бедер, а темные зеленые глаза напоминали два лесных пруда, в каких обычно цветут лилии.
- Я уже арестована?
"Не боится. Или не показывает."
- А... Что вы, эрэа, я совсем не за этим...
- За чем же? - Она улыбнулась углом рта.
- Мама, кто это? Он за тобой?
Девочка лет шести выглянула из комнаты в конце коридора.
- Это Проэмперадор Олларии, милая, и он _ко мне_. Веди себя прилично, а лучше вообще иди спать.
- М-да, и от счастья устаешь. - Усмехнулась она, когда белобрысая головка скрылась в дверном проеме.
- К сожалению, у меня не было возможности проверить. - Вздохнул Робер.
- Печально. Может быть, выпьем вина? Кровь Изменницы вас устроит?
Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую гостиную, в которой помещались лишь диван, два кресла и столик. Почти как в малом будуаре Катари. В приоткрытое окно залетали снежинки и одна из них упала в бокал Робера.
- Как вам букет? По легенде это вино появилось, когда какой-то герцог Кэналлоа убил свою неверную жену, и ее кровь попала в бочку с Черной Кровью. Или с Проклятой, я не помню.
- Это он вам рассказал?
- Да. - Она слегка помрачнела.
- Простите, я не должен был об этом напоминать.
- Нет, почему же, ведь за этим вы и пришли - чтобы напомнить. И поведать, какие чувства к моей скромной персоне испытывает самая добродетельная вдова Талига.
- Вы так говорите, как будто вам нечего терять. - Робер ожидал чего угодно, но только не этого. И он слишком устал, чтобы злиться.
- А мне нечего. У моего покойного мужа много родственников, так что о детях есть кому позаботиться, а я... я всего лишь небогатая провинциалка. - Она улыбнулась. - Моя жизнь недорого стоит.
"Птичница", подумал Робер. "Марианна всегда называла себя птичницей".
- Эрэа,я ничего подобного не имел в виду.
Она кивнула.
- Так чего же вы хотите?
- Я думал отправить вас в Эпинэ, но перед этим ...хотел на вас посмотреть.
- И узнать, не пью ли я кровь младенцев?
Он промолчал. Не рассказывать же о Марианне.
- Вы молчите, но уже так много сказали о предательстве. Хотя я не поднимала восстаний и не помогала никому узурпировать трон.
- Вы могли стать королевой.
- Да, могла. - Она закусила губу. - Но после всего того, что случилось потом, я жалею лишь, что он не смог получить...подарок. Но тут уж я сама виновата. Мужчины дома Алва или живут в свое удовольствие, или героически погибают. Рассчитывать на то, что наш Первый маршал окажется в затруднительном положении было довольно глупо. Хотя что мне еще оставалось? Только ждать подходящего момента и припасти подходящее вино. Это тот случай, когда для мести не надо делать ничего.
Робер хотел было возмутиться, но почему-то вспомнил о Килеане-ур-Ломбахе, первом и настоящем. Он был совершенно непохож на Ворона, можно даже сказать, был его антиподом, но все же...
Эмильенна же истолковала его молчание по-своему.
- Да, я не жалею ни о чем и честно об этом говорю. И я не могу понять, чем вы лучше меня.
- Наверное, тем, что не покушался на жизнь Рокэ Алвы. - Честно признался он.
- Вот и я тоже так думаю.
Робер не ответил, вновь погрузившись в размышления о тщете всего сущего и особенно своей жизни.
- Я просто хотел, чтобы на престоле сидел Альдо. - Выдал он, хоть и понимал, что все это звучит довольно глупо. - Законный король и друг, как мне тогда казалось. Потом я хотел, чтобы в этом гадючнике стало чуть больше справедливости, чтобы страна жила в мире и спокойствии. А в итоге вышло так, что я предал всех, кто не умер.
Матильда только осталась, но что ей до него?
- Вам нужно было сесть на трон. - Тихо сказала Эмильенна. Ее темные зеленые глаза больше не смотрели зло. - Пока вы могли это сделать.
-На троне должен сидеть король. Я не похож.
- Когда появляется возможность, нужно воспользоваться ею. Иначе, - она слегка замялась, -умрешь. Третьего не дано.
- Порой мне кажется, что я и вправду умер.
"А мог ведь спокойно жить, жениться, завести детей..."
- Мне тоже.
- Тогда думалось, что по-другому нельзя. Каждый раз думается, что по-другому нельзя. Тут даже холтийцы не помогут.
-Ммм?
- Холтийцы. Они верят, что после смерти можно снова родиться в другом теле, а то и в другом мире, и начать все сначала.
- Прекрасная вера.- Она подбросила поленьев в очаг. - Но вы правы. Если каждый раз все забывать, то и на грабли каждый раз будешь наступать одни и те же. Или похожие. Это в нашей деревне так любят говорить, про грабли. Ой, кажется, вы засыпаете.
- Что? - Робер убрал упавшие на глаза волосы. Решение пришло как-то само собой, и его почти не удивила легкость, с которой он его принял. Его уже давно трудно было удивить. - Нет, просто задумался. Вы ведь потратили почти все деньги, приехав сюда. И ваша деревня...
- Почти не пострадала.
- Но есть там сейчас нечего. И родственники по вам все же не скучают.
Она кивнула.
- По мне тоже никто не скучает. Но у меня есть разоренная Эпинэ и желание начать все сначала. Сейчас, пока мы помним, что надо исправлять и на что не надо наступать.
- Вы не боитесь?
Робер поднял бровь.
- Их восемь. - Сказала она тоном, каким обычно рассказывают о скелетах в шкафах, но ее зеленые глаза смеялись. - Бывает, что они сильно шумят. А средняя дочь хочет учиться фехтованию.

[Аллор]

Вот еще написалось кэртианство. Постканон, на 99,99% АУ. И еще тут есть перекличка с ПЛиО, но заметна она только если читатель в теме "Песни...".

В Олларии выпал первый снег. Или не первый? Робер слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи, даром, что все уже закончилось.
Снег похрустывал под копытами Дракко, и этот звук был чуть ли не единственным, что напоминало Проэмерадору столицы о том, что он не оглох. "Оллария вымерла, не может быть!", бросил бы он с усмешкой лет десять назад. Тогда это было смешно, но теперь, когда город действительно почти вымер, Робер гнал от себя эти мысли.
Вскоре показался нужный дом. Как ни странно, он почти не пострадал, если не считать выбитых стекол и одной закопченой стены. А еще он напоминал дом Капуль-Гизайлей, хоть и принадлежал мелким купцам. Робер провел рукой по глазам. Так и есть, показалось. После вчерашнего разговора с Арлеттой Савиньяк и бессонной ночи еще и не такое покажется. Вдова маршала Арно была вне себя. Предметом ее ненависти было содержимое розовой гайифской шкатулки, а вернее, дама, любезно приславшая пять изумрудов и три жемчужины, "дабы внести свой маленький вклад в восстановление дома безвременно почившего Первого маршала Талига".
- Это неслыханно!- Графиня ходила из угла в угол, красная как мак Эпинэ. - Осмелилась приехать! Что она себе позволяет?! В Багерлее!
Спустя некотрое время почтенная вдова наконец угомонилась, и Робер даже смог выяснить причину ее столь бурного негодования. Разумеется, он слышал о покушении на Винной улице, а имя Эмильенны Карси он не смог бы забыть, даже если бы захотел. Еще бы, ведь ей тогда желали смерти все особы прекрасного пола, с которыми он водил близкое знакомство и которые, как и полагается приличным талигойским девушкам, были влюблены в Рокэ Алву. Со временем о женщине, чуть не погубившей Ворона, забыли. А она жила себе и жила в Савиньяке под именем Эдит Лансар и родила от своего трусливого мужа восьмерых детей, за каждого из которых получала от Алвы изумруд или жемчужину. Арлетта считала это неслыханной милостью, и Робер бы даже не стал с ней спорить, потому что почти сразу выкинул бы из головы всю эту историю, если бы... Если бы эта странная женщина, теперь уже вдова, не напомнила ему Марианну и то самое покушение, вскоре после которого баронесса Капуль-Гизайль перестала быть для него самой дорогой куртизанкой Талига.
И вот теперь, уговорив графиню подождать со ссылкой в северный Надор, Багерлее, Закатом или чем-то еще, он приехал сюда. Зачем, он и сам толком не знал. Возможно потому, что готов был ехать куда угодно, лишь бы не на могилу Марианны.
"Ее здесь больше нет",говорил он себе, "она всегда была слишком живая и не имеет к гниющему под плитой телу никакого отношения."
Дверь открыли быстро. Робер хотел было произнести заготовленное приветствие, но не смог этого сделать, потому, что на пороге стояла... Лоуренсия. Длинные золотистые волосы не были заплетены и доставали до бедер, а темные зеленые глаза напоминали два лесных пруда, в каких обычно цветут лилии.
- Я уже арестована?
"Не боится. Или не показывает."
- А... Что вы, эрэа, я совсем не за этим...
- За чем же? - Она улыбнулась углом рта.
- Мама, кто это? Он за тобой?
Девочка лет шести выглянула из комнаты в конце коридора.
- Это Проэмперадор Олларии, милая, и он _ко мне_. Веди себя прилично, а лучше вообще иди спать.
- М-да, и от счастья устаешь. - Усмехнулась она, когда белобрысая головка скрылась в дверном проеме.
- К сожалению, у меня не было возможности проверить. - Вздохнул Робер.
- Печально. Может быть, выпьем вина? Кровь Изменницы вас устроит?
Они поднялись на второй этаж и прошли в небольшую гостиную, в которой помещались лишь диван, два кресла и столик. Почти как в малом будуаре Катари. В приоткрытое окно залетали снежинки и одна из них упала в бокал Робера.
- Как вам букет? По легенде это вино появилось, когда какой-то герцог Кэналлоа убил свою неверную жену, и ее кровь попала в бочку с Черной Кровью. Или с Проклятой, я не помню.
- Это он вам рассказал?
- Да. - Она слегка помрачнела.
- Простите, я не должен был об этом напоминать.
- Нет, почему же, ведь за этим вы и пришли - чтобы напомнить. И поведать, какие чувства к моей скромной персоне испытывает самая добродетельная вдова Талига.
- Вы так говорите, как будто вам нечего терять. - Робер ожидал чего угодно, но только не этого. И он слишком устал, чтобы злиться.
- А мне нечего. У моего покойного мужа много родственников, так что о детях есть кому позаботиться, а я... я всего лишь небогатая провинциалка. - Она улыбнулась. - Моя жизнь недорого стоит.
"Птичница", подумал Робер. "Марианна всегда называла себя птичницей".
- Эрэа,я ничего подобного не имел в виду.
Она кивнула.
- Так чего же вы хотите?
- Я думал отправить вас в Эпинэ, но перед этим ...хотел на вас посмотреть.
- И узнать, не пью ли я кровь младенцев?
Он промолчал. Не рассказывать же о Марианне.
- Вы молчите, но уже так много сказали о предательстве. Хотя я не поднимала восстаний и не помогала никому узурпировать трон.
- Вы могли стать королевой.
- Да, могла. - Она закусила губу. - Но после всего того, что случилось потом, я жалею лишь, что он не смог получить...подарок. Но тут уж я сама виновата. Мужчины дома Алва или живут в свое удовольствие, или героически погибают. Рассчитывать на то, что наш Первый маршал окажется в затруднительном положении было довольно глупо. Хотя что мне еще оставалось? Только ждать подходящего момента и припасти подходящее вино. Это тот случай, когда для мести не надо делать ничего.
Робер хотел было возмутиться, но почему-то вспомнил о Килеане-ур-Ломбахе, первом и настоящем. Он был совершенно непохож на Ворона, можно даже сказать, был его антиподом, но все же...
Эмильенна же истолковала его молчание по-своему.
- Да, я не жалею ни о чем и честно об этом говорю. И я не могу понять, чем вы лучше меня.
- Наверное, тем, что не покушался на жизнь Рокэ Алвы. - Честно признался он.
- Вот и я тоже так думаю.
Робер не ответил, вновь погрузившись в размышления о тщете всего сущего и особенно своей жизни.
- Я просто хотел, чтобы на престоле сидел Альдо. - Выдал он, хоть и понимал, что все это звучит довольно глупо. - Законный король и друг, как мне тогда казалось. Потом я хотел, чтобы в этом гадючнике стало чуть больше справедливости, чтобы страна жила в мире и спокойствии. А в итоге вышло так, что я предал всех, кто не умер.
Матильда только осталась, но что ей до него?
- Вам нужно было сесть на трон. - Тихо сказала Эмильенна. Ее темные зеленые глаза больше не смотрели зло. - Пока вы могли это сделать.
-На троне должен сидеть король. Я не похож.
- Когда появляется возможность, нужно воспользоваться ею. Иначе, - она слегка замялась, -умрешь. Третьего не дано.
- Порой мне кажется, что я и вправду умер.
"А мог ведь спокойно жить, жениться, завести детей..."
- Мне тоже.
- Тогда думалось, что по-другому нельзя. Каждый раз думается, что по-другому нельзя. Тут даже холтийцы не помогут.
-Ммм?
- Холтийцы. Они верят, что после смерти можно снова родиться в другом теле, а то и в другом мире, и начать все сначала.
- Прекрасная вера.- Она подбросила поленьев в очаг. - Но вы правы. Если каждый раз все забывать, то и на грабли каждый раз будешь наступать одни и те же. Или похожие. Это в нашей деревне так любят говорить, про грабли. Ой, кажется, вы засыпаете.
- Что? - Робер убрал упавшие на глаза волосы. Решение пришло как-то само собой, и его почти не удивила легкость, с которой он его принял. Его уже давно трудно было удивить. - Нет, просто задумался. Вы ведь потратили почти все деньги, приехав сюда. И ваша деревня...
- Почти не пострадала.
- Но есть там сейчас нечего. И родственники по вам все же не скучают.
Она кивнула.
- По мне тоже никто не скучает. Но у меня есть разоренная Эпинэ и желание начать все сначала. Сейчас, пока мы помним, что надо исправлять и на что не надо наступать.
- Вы не боитесь?
Робер поднял бровь.
- Их восемь. - Сказала она тоном, каким обычно рассказывают о скелетах в шкафах, но ее зеленые глаза смеялись. - Бывает, что они сильно шумят. А средняя дочь хочет учиться фехтованию.

А хорошо и неожиданно)
Спасибо!

[Адунафель Морниэ]

Аллор, спасибо! Я старалась)