Странные тропы, Путь домой Опции

[Аллор]

Ну как там Заречье поживает???))))

[convollar]

Ну как там Заречье поживает???))))

Там Мир за ручьём. Уже длинный образовался и распался на три части. ОН в ЖЖ сидит http://tiana925c.livejournal.com/ и на ЗФ в Нашей прозе. Уже и был блокирован - страниц 15 было. Теперь уж второй пошёл.

[Аллор]

Спасибо, погляжу!
А сюда бы еще хоть пару фрагментов...

[convollar]

Спасибо, погляжу!
А сюда бы еще хоть пару фрагментов...

Там меня понесло, как Остапа в Васюках и всё ещё никак остановиться не могу!

[Аллор]

Там меня понесло, как Остапа в Васюках и всё ещё никак остановиться не могу!

Вот же здорово... Завидую белой завистью) А у меня Алатион все пишется и пишется, медленно-медленно...

[convollar]

Там меня понесло, как Остапа в Васюках и всё ещё никак остановиться не могу!

Вот же здорово... Завидую белой завистью) А у меня Алатион все пишется и пишется, медленно-медленно...

Зато качественно. А у меня - как таблетка от жизни.

[convollar]

Бомж. Часть I.
Такой холодный март. Метели, ветер, ночью мороз до -15 – и не подумаешь, что уже через неделю начнётся апрель. Но в подвале под трубой с горячей водой – тепло. Очень грязно и плохо пахнет, но тепло. Неподалёку шуршат крысы – они уже привыкли к человеку, свернувшемуся под горячей трубой – он их не трогает, иногда даёт кусок чёрствого хлеба. Впрочем, кошкам, оккупировавшим дальний угол подвала, тоже предлагает, но кошки хлеб не едят. Аристократы! Их ещё и добрые дамочки ежедневно подкармливают – а кому нужны крысы! Крыс убивают и грязный бомж единственное существо, которое предлагает им еду. Хотя и крысы берут хлеб только с большой голодухи. В мусорных ящиках во дворе можно найти рыбу, колбасу и заплесневевший сыр и даже печенье, но бомжу нелегко подобраться к ящикам. Они поделены между его собратьями, более сильными и ловкими. Однажды его поймали у чужого ящика и долго, со вкусом, били. Участки для сбора бутылок тоже чётко разграничены – как охотничьи угодья. Самый лучший сбор – под утро, пока не вышли дворники, а бросившие бутылки люди разбрелись по домам.

Бомж собирает бутылки далеко, на пустыре, там их оставляют влюблённые парочки и ходит за ними глубокой ночью, когда более сильные обитатели подвала уже спят. Утром он отсыпается, а в полдень выползает на улицу, по возможности, счистив с себя мусор и иногда даже умывшись. Умыться негде – разве труба какая лопнет, но тогда старые картонные ящики, половики, выброшенные на мусорку за ненадобностью и прочее тряпьё намокнет и надо будет искать другой подвал. Можно переночевать в канализационном люке, но там запах уж совсем невыносимый.

Всё это было страшно, но не это не было самым важным. Самым важным было вспомнить, вспомнить, кого он должен найти и что сказать. Для этого нужна была ясная голова, но тело требовало водки, и голова никогда не была совершенно ясной. Если не удавалось собрать бутылок на водку, бомж покупал в аптеке пузырьки с дешёвыми лекарствами, настоянные на спирту. Но и пузырьки становились с каждым днём всё дороже. Украсть водку в магазине не удавалось – его туда просто не пускали. Иногда он находил недопитую бутылку в кустах на пустыре, и это было праздником. Если бы ещё помыться – его мучил запах, запах собственного немытого тела, грязной вонючей одежды, собранной в мусорных баках. Если он найдёт её, она испугается – испугается измождённого грязного лица, вонючего тряпья, вшей – испугается и убежит и не будет слушать. Но он всё равно ходил каждый день , нарезал круги между бетонными коробками домов – он чувствовал, она где-то здесь. Кто она – он не помнил. Как её зовут, как звали раньше, как звали его – он ничего не помнил. Последнее, что он помнил ясно, была больничная палата – там кормили, невкусно, но кормили и можно было помыться. А потом ему выдали одежду и документы и сказали, что это его одежда и его документы. Он уже бывал в этом Мире раньше, но тогда он был невидим, и его страховали, поддерживая след, по которому он мог вернуться – он не помнил этого, но он знал, что такое паспорт, регистрация и знал, что в паспорте должен быть адрес. Место, где жил человек, чьё тело он теперь носил – тело не нравилось ему, но в тот момент другого тела не было. А он спешил-тогда, пока мозг не умер. Сейчас он пошёл по адресу, указанному в паспорте и ключом, найденным в кармане куртки, попытался открыть дверь. Дверь открылась сама – на пороге стояла женщина в домашнем голубом халате.

- Явился голубчик! - сказала женщина- а мне врачи говорили всё, мол, инфаркт, не выживет. А ты, значит, выжил! Ну и чёрт с тобой, но отсюда проваливай, квартира моя – ты сам на меня её переписал, всё по закону, на развод я подала и из квартиры тебя выписала! Так что, чтобы духу твоего тут не было!

- Зоя, что там?- раздался из глубины квартиры низкий бас и за плечом женщины появился очень нехилый господин в домашней рубашке и ярких цветастых трусах.

- Ничего, солнышко, адресом ошиблись!

Дверь захлопнулась и человек с паспортом на имя Петра Семёновича М. остался на лестничной площадке. Он присел на лестницу, достал из кармана смятую пачку сигарет и закурил.


Старушки у подъезда, постоянно несущие вахту на лавочке, при виде Петра Семёновича, только горестно вздохнули.

- Всё-таки стерва эта Зойка, - сказала одна из них – пока Петька деньги зарабатывал, и хорош был и мил, а как контору ихнюю разогнали, так и не нужен стал!

- Мужик должен деньги зарабатывать, - наставительно добавила другая – а Петька ещё и запил! Работы ему, вишь, нет – вон двор бы убирал и то работа..или на рынке где пристроился, да хоть грузчиком.

- Да какой он грузчик с инфарктом?- вопросила бабуся в нарядной шапочке? – А диплом его никому сейчас не нужен – говорят, таких специалистов не требуется.

- А всё равно – не по-людски это – из квартиры выписывать! Его ведь квартира-то, от родителей его осталась!

- А зачем документ подписывал? Аль пьяный был?

- Да нет, в больнице он лежал – врачи сказали, мол, надежды нету, тогда с его сестрой эту квартиру делить придётся – вот она и подсуетилась! А у сестры двое детей, да сама с мужем – в однокомнатной!

Чтобы их не слышать, человек, который два часа назад узнал, что его зовут Петром и у него есть, оказывается, жена, поднял воротник куртки пошёл прочь от подъезда. В первой же лавочке он, рассчитывая на близкую весну, отдал продавцу почти новую зимнюю куртку за три бутылки водки. Зайдя в соседний двор, он посмотрел на мусорные баки и увидел почти такую же, только потрёпанную и залитую кое-где маслом куртку. Она пришлась почти впору и, заметив появившегося в конце двора дворника-таджика, человек быстро завернул за угол, пересёк ещё два двора и оказался у входа в знакомый подвал. Последнее время он частенько там бывал – дома жена пить не разрешала. Откуда он это знает, он не задумывался. В подвал его пустили и даже указали место, где можно поспать – не задаром, конечно. Одна бутылка ушла за кучу картонных коробок в углу подвала, вторая была распита вместе с постоянными обитателями подвала, а третью он спрятал под бетонной плитой в углу. Там же он спрятал паспорт – он знал - ночью его обыщут и отберут паспорт, чтобы потом продать всё за ту же водку. А он хотел спать и после второго стакана свернулся в клубок, укрылся чужой, пахнущей машинным маслом курткой, и провалился в сон.

- Готов, - сказал старшОй, верзила с огромными ручищами – щас мы его пошмонаем, но много не найдём – Зойка все его шмотки давно распродала! А вот ключики – это хорошо, это прекрасно- ключики! А паспорта нету – спрятала, наверно!

- Да она замок уже давно сменила – как нового мужика привела, так и сменила!

СтаршОй грязно выругался и для порядка пнув ногой пустую добычу, завалился на продавленный диван, не забыв допить водку.

Вскоре в подвал ввалилась сильно нетрезвая дама в сопровождении такого же кавалера. У дамы был личный топчан в закоулке – там она занималась древнейшей профессией по сходной цене – бутылка ей, бутылка старшОму! Но человек в углу уже спал и ничего не слышал. Ему снился сон. Утром он часто забывал свои сны, но когда он в эти сны погружался, он был счастлив. Во сне он всё помнил – кто он, откуда, как его зовут (отнюдь не Петька), во сне он плыл в лодочке по ледяному горному озеру. За озером вставали горы, укрытые елями с пушистой сизо-голубой хвоей, но самое главное, во сне в лодочке сидела девушка, она смеялась, и опускала руку в воду, и поднимала веер ледяных брызг, а он был молодым, сильным и от него не пахло перегаром и машинным маслом. Утром, когда он просыпался – он помнил только одно – он должен кого-то найти и что-то сказать. Что-то очень важное и тогда всё будет хорошо.

[convollar]

Бомж.Часть I.
Бомж просыпался, когда все обитатели подвала уже уходили на охоту. Иногда оставался старик, бывший врач, спившийся после того, как умерла его жена. Тогда он стал пить, чтобы заглушить горе, его уволили с работы и какие-то люди предложили огромные по тем временам деньги за его квартиру. Жить в той квартире он не мог, поэтому продал её, но деньги оказались ненастоящие и его долго держали в следственном изоляторе, требуя, чтобы он выдал сообщников. Когда он пытался рассказать правду – его били. Потом ему дали пять лет за соучастие и теперь он вспоминал эти пять лет, как спокойное, почти счастливое время. Сокамерники разобрались в ситуации лучше следователей, и хороший врач ещё никому не нигде не мешал, особенно в тюрьме. Выпустили условно-досрочно, но за воротами тюрьмы ему было некуда идти. Детей не было, дальние родственники сами жили в тех же коробках по три человека в одной комнате и он пошёл в ближайший ларёк – там, в тюрьме он выполнял какую-то простую работу и ему заплатили за неё. А потом оказался в подвале. Он был уже совсем старый на вид, седой, обросший и почти ничего не ел. Его надо было лечить, но он больше ничего не хотел от жизни. Он почти всегда спал и, похоже, быстро шёл к последнему рубежу. Даже старшОй его не трогал – во-первых, всё-таки врач, а во-вторых при первой попытке пнуть старика из разных углов раздалось недовольной ворчание и даже единственная дама, отсыпавшаяся на своём топчане, привела в готовность очень грязные, но длинные ногти.

Наш Бомж выходил на свет около 12 часов – в это время иногда он видел женщину, которую искал. Она обычно шла в магазин или в аптеку. Тёплая зимняя шубка и шапочка успокаивали его, но походы в аптеку, всё учащавшиеся – тревожили. Ещё тревожили грустные и какие-то равнодушные глаза, хотя иногда, очень редко, он видел знакомый взгляд, который развеивал его последние сомнения. Близко подходить к ней и вообще показываться на глаза, он боялся. Нет, он не думал, что она закричит и убежит, но однажды, на автобусной остановке, когда он сидел на асфальте, забившись в угол, она открыла сумочку и дала ему десять рублей. По одному взгляду, брошенному на эту сумочку, он понял, что у неё денег совсем не много. Но от бумажки пахло знакомым, неизвестно откуда, запахом – слабым ароматом сирени. Этот аромат сирени снился Бомжу в его снах и всегда был связан с той девушкой в лодке, хотя иногда она ему снилась плачущей, а однажды очень печальной и спокойной. В том сне она сняла с его руки кольцо. Этот сон он запомнил – и не мог понять, почему ему снится это кольцо – он никогда не носил кольца. После случая с десяти рублёвкой, он старался не попадаться ей на глаза. В зеркальной витрине магазина на углу он увидел себя – отёкшее лицо с жидкой бородёнкой, смешная полосатая шапочка на голове, грязная куртка и найденные на помойке полуразвалившиеся зимние ботинки на два размера больше, чем надо. Зато в них можно было впихнуть носки, найденные там же, в мусорнике. И запах – невыносимый запах грязного подвала – а женщину всегда сопровождал еле уловимый слабый аромат сирени. И Бомж ждал лета. Он уже заметил, что она часто ходила гулять в лесопарк – там были большие пруды, уходящие через трубу каскадом на другую улицу. Купаться там было запрещено, но в центре большого пруда был остров и если доплыть до него, то поздно ночью можно помыться. Только нужно купить мыла и средства от вшей. И бритву. И найти на мусорнике более-менее целые штаны и рубаху. Тогда можно, не пугая её, спросить что-то – например, который час и назвать её настоящим именем. Тогда она вспомнит. Вот ещё бы вспомнить своё имя – в том , что его зовут не Петька – Бомж уже не сомневался.

[convollar]

Бомж.Часть I.
Весна началась так стремительно, словно она бежала к нашим краям бегом, опоздала на поезд и, вот, наконец, прилетела на самолёте. Ручьи - да какие тут ручьи, потоки талого грязного снега, целые реки во дворах, тёплое солнышко днём и легкий морозец под утро. Обычная Московская весна. Как-то быстро исчезли сугробы, впитавшая воду земля была жидкой и липкой – Бомж промочил ноги моментально и старый полупьяный врач лечил его единственным доступным лекарством – горячей водкой. Сам старик уже не надеялся выжить и однажды утром не проснулся. СтаршОй приказал выкинуть труп к мусорнику, несколько мужиков за обещанную опохмелку уже подхватили тело, когда Бомж достал, припрятанную бутылку и обещал ей на распитие, если тело унесут на пустырь - там был пригорок, было посуше и внизу проходила асфальтовая дорожка – по ней в 10 утра проезжал полицейский патруль. Бомж завернул труп старого врача в драную мешковину, перевязал верёвкой, трое грязных, уже давно потерявших человеческий облик людей, помогли ему. Труп положили на пустыре и Бомж сказал ему – прощай. Большего он сделать не мог, только отошёл на другую аллею, забрался с ногами на скамейку, полузатопленную весенней водой и подождал восхода солнца. Он не печалился о смерти старика – где бы он, старик, не был сейчас – хуже, чем здесь ему уже не будет.

А весна набирала обороты, словно хотела скорее сдать вахту лету. Быстро просохли дорожки в парке и Бомж часто смотрел на последние тающие в прудовой воде льдинки. Рыбаки гоняли его и он нашёл маленький прудик в глубине леса. Там тоже было опасно – на едва просохшей полянке собирались подростки, и надо было прятаться в самую чащу леса – подростки, хоть и оставляли за собой множество объедков и даже недопитых бутылок, уж не говоря о пустых, могли просто забить Бомжа палками и ногами. Он ничего не имел, в принципе, против окончание своего пребывания в этой жизни и почему-то даже иногда хотел этого, но он давно не видел женщину, которой он должен был назвать её имя – он наконец точно вспомнил. Он должен только назвать ей её настоящее имя. Она вспомнит потом и потом всё поймёт. А если он скажет, что ей своё имя – может быть найдёт путь, когда пробьёт её час. Однажды, в предрассветный час, он увидел вспыхнувший свет в её окнах – он давно вычислил её окна и побежал вокруг длинного дома во двор, к подъезду. У подъезда стояла белая машина с красным крестом и он испугался – ведь она ничего не помнит, она не найдёт путь домой. Но потом из подъезда вышли двое – врач и медсестра и врач сказал:

- Ничего страшного, обычный сердечный приступ, да и давление у неё скачет. Возраст!

Они сели в машину и уехали, а он пошёл на другую сторону дома – самое большое окно уже не светилось, потом погасли и два других. Бомж не пошёл в подвал – он забрал мешок с бутылками и тихо поплёлся к пункту приёма стеклотары.

Несколько дней женщина не выходила из дома, только открывала окна, но однажды он увидел, что она, стоя на стремянке, эти окна моет. Он хотел ей закричать – не надо, ты упадёшь, и вправду, у неё, видно закружилась голова и женщина исчезла. Бомж долго сидел под деревом в зарослях, но она вновь появилась и всё-таки довела работу до конца. Когда она опять появилась в окне, Бомж не выдержал и закричал6

- Тайрин, не надо! Женщина, услышав его голос, покачнулась и чуть не выпала из окна. Бомж понял, что имя ей знакомо, но она так слаба, что приняла его за что-то вроде галлюцинации. Больше он в окнах её не видел.

А между тем, весна быстро и незаметно перешла в лето и женщина стала ходить в парк. Бомж выбрался из подвала, три дня не пил и все сданные бутылки потратил на дегтярное мыло и мочалку. Средство от вшей было ему не карману, но откуда-то он знал – дегтярное мыло тоже хорошая вещь. Выбрав будний день, когда нагулявшийся народ ушёл из парка, он пошёл к старому маленькому прудику. За кучей срубленных осенью берёзок, он устроил себе убежище, потом долго мылся холодной водой, выстирал, найденные в помойке штаны и рубашку, натянул на себя старый спортивный костюм, подобранный там же, подстелил на землю сухие еловые ветки и сверху берёзовые, потом развёл не большой костёр. На водку ему денег не хватило, зато хватило на пузырёк настойки кукурузных рыльцев. Из брошенного полиэтиленового пакета он достал, оставленный там недоеденный кусок колбасы и плавленый сырок. Пластиковые стаканчики, валялись рядом, он подобрал один, развёл спиртовую настойку, закусил сырком и колбасой. Потом завернулся в драное одеяло, на котором не обнаружил вшей – видно кто-то только что его выбросил- и устроился на ветках. Ночь была свежая, но не слишком и сон, который ему приснился был прекрасным, замечательным, незабываемым сном. В этом сне он стоял на берегу моря, у самой кромки воды, а на песке, опустив ноги в лунную дорожку на волнах, сидела та самая девушка, и он играл грустную прекрасную музыку, а она слушала. Во сне он знал, что девушку звали Тайрин.

Теперь Бомж изучил все дорожки, по которым ходила гулять женщина. Нет, внешнее сходство заметить было трудно – да и возраст давал себя знать. Не было летящей походки Тайрин, женщина была полнее – хотя вряд ли её можно было назвать толстой - волосы, шёлковые волосы Тайрин из сна, были коротко острижены, только глаза, в которых ещё был виден цвет кленового листа, только не весенний, а позднего лета – напоминали глаза Тайрин. Да взгляд, какая-то особенность поворота головы, печальная улыбка и слабый аромат сирени. И привычка улыбаться каждой встречной собаке и кошке. Она носила длинные платья, и лёгкие летние шляпки, иногда тёмные очки и даже сейчас на неё было приятно смотреть. Особенно Бомжу. Он обычно сидел у самой воды у заросшего тростником прудика, а она проходила мимо. Однажды он увидел, что она хочет срезать несколько тростниковых метёлок, но боится – берег был затянут тиной и жидкой грязью. В следующий раз он нарезал целый сноп тростника и положил на кромку берега, перед её приходом. Она взяла несколько тростинок и он был счастлив. Он был счастлив, потому, что дул ветерок и он повторял шёпотом – Тайрин, Тайрин- и она улыбнулась. Не так грустно, как обычно.

Однажды она исчезла. Она не появлялась три недели и он не знал, что думать. Она не умерла – он бы почувствовал. Но окна были плотно закрыты шторами и он стал следить за домом. Дважды его били дворники-таджики и он научился прятаться на дереве. И всё чаще давало сбои сердце. Тело вообще никуда не годилось – оно было истощённым, больным, оно постоянно требовало водки, сердце после двух инфарктов еле тянуло. Он и не собирался долго жить – умереть почему-то хотелось. Как-то уже в сумерках она появилась – на ней была дорожная одежда и пёстрый дорожный рюкзак за спиной. Она загорела и посвежела, и он понял, что она просто где-то отдыхала от городского зноя – где-то на даче. И он решил выследить – где может быть эта дача. Там наверняка есть лес, в лесу можно спрятаться даже от подростков – они сами боятся леса и устраивают свои «поляны» поближе к опушке. Он ждал целую неделю – и однажды утром она вышла из подъезда. Он спал, но сразу проснулся – теперь он просто чуял её. Она пошла к автобусной остановке и он схитрил – проскользнул в дверь, где был выход – денег на билет у него не было. У него вообще была одна единственная бумажная купюра – 10 рублей, слабо пахнущих сиренью. Потом электричка – как пробраться на платформу? Проследив за несколькими прилично одетыми молодыми ребятами и девушками, нырявшими в разорванную сетку под платформу, и вылезавшими уже со стороны рельсов – он попробовал так пролезть и у него получилось. Она стояла на платформе не одна – с ней была женщина чуть ниже ростом и чуть полнее – родственница, решил он. И пробрался в тот же вагон чтобы не пропустить, где они сойдут. Два раза проходили контролёры, он следовал за другими «зайцами», перебегал по платформе в уже проверенные вагоны, а они всё ехали и ехали. Он задремал в уголке тамбура, когда поезд остановился почти в лесу и он вновь ощутил слабый запах сирени. Низкая платформа, женщины с трудом сошли по выкидной лесенке и стащили небольшую чёрную собаку неведомой породы. Он бы помог, но одна мысль о том, каков он сейчас, обожгла, как огнём. Впрочем, багажа у них никакого не было, кроме маленьких рюкзачков, а дачный посёлок начинался в 50 метрах от платформы. Женщины пошли по песку, вошли в ограду крайнего в ряду домика и стали снимать рюкзаки, пить чай из термосов, проветривать беленький домик – а собака, тем временем проверяла метки на ограде.

Бомж решил найти убежище в лесу, в глуши и ещё неплохо бы речку. Какое-то неведомое чувство подсказало ему, что до речки топать километров десять. Впрочем, туда вела дорога и тропа в лесу вдоль дороги. Он выбрал себе укромное местечко на середине – между дачами и рекой. Здесь, похоже, никто не жил и, кроме того, он заметил волчьи следы. Это его порадовало – где есть волки – там вряд-ли будут устраивать поПоища и таскать по кустам девиц – а вдруг чего откусят? И Бомж нашёл выпавшую старую ель - сама она давно была спилена, а вывороченные корни так и остались – и стал устраивать себе убежище. Несколько пар глаз – жёлтых и зелёных следило за ним, и он это заметил, но не испугался. Во-первых, он был не прочь окончить своё путешествие по жизни под волчьими зубами, во-вторых …он был почему-то уверен – не тронут. В последнее время знания стали сами приходить к нему, как будто в гости, селиться в его обритой башке – он обрил всё заодно – и лицо и волосы, он уже знал не только имя женщины, он знал про неведомый Заповедный Лес и про то, что её ждут, дом и звери, и друзья. И что ему осталось немного – сердце не выдержит больше месяца. Это он знал, но не был уверен, что найдёт дорогу домой. Разве что, кольцо притянет – ведь оно лежит там, дома. В Горном замке, подумал он и удивился – откуда опять пришло? В этот день он так устал, что до реки дойти сил не было и он нашёл сфагновое болото и умылся в нём. Пел остатки булки, украденной на лотке у станции и допил последний пузырёк валерианки, разведя его болотной водой. Потом заел всё это черникой, кое-где поспевшей, завернулся в драное одеяло и устроился на ветках, под корнями старой ели.

Через несколько минут, кто-то мягкий и довольно пушистый залез к нему на одеяло. Существо довольно замурчало и он понял, что это кот, привлечённый запахом валерианы. Потом появился ещё один (или появилась) и нахально полезло под одеяло. Он погладил зверька и тут началось. Коты, привлечённые запахом, собрались, похоже, со всей округи. Они устраивались и под одеяло и на одеяле и мурчали и потягивались и впервые за много месяцев Бомж не чувствовал себя одиноким. Теплое мучащее одеяло из таких же, как он бомжей, выброшенных хозяевами, было родным и мягким. Под их мурчанье Бомж заснул и увидел во сне дом и сад, ручей, огибавший скалу, на которой стоял дом, ручей этот спадал водопадом в речку, девушку, купающуюся под водопадом, и ему очень хотелось сотворить для неё кофе, и поставить в садовой беседке на столик. Он проснулся задолго до рассвета – коты спали, а рядом с его драным одеялом, на траве, стояла чашка кофе.

Странно, но после кофе, выпитого маленькими глоточками, чтобы ощутить давно забытый вкус, водки не хотелось. Хотелось нырнуть в речку, искупаться и ещё маленькую чашечку кофе и какое-нибудь печенье. Он вылез из-под одеяла, коты, лениво потягиваясь, исчезли в кустах – остался один. Где-то он уже видел этого кота – полосатая шубка, черные полоски на сером фоне, закручивающиеся на довольно крутых боках в спираль, неожиданно белая манишка и белые перчатки и сапожки. Замечательный хвост – светло-серый в чёрную полоску и чёрный ремень вдоль спины и хвоста. Бомж мог поклясться, что на коте нет блох! Кот мявкнул и Бомж виновато сказал:

- А еды у меня нет!

Кот мявкнул совсем уж презрительно, принюхался, взвился в воздух и вытащил лапами из куста мышь-полёвку, которую и съел, не теряя времени на игры. Потом он потянул Бомжа за штаны, что-то сердито ворча, и Бомж пошёл за ним по узенькой тропочке, которая вскорости вывела их к извилине довольно приличной речки.

Подойти к извилине можно было только со стороны леса, над рекой висел утренний туман – самое время для рыбной ловли. Удочку можно сделать из ветки орешника, а вот леску и крючок…Впрочем, кусочек проволоки Бомж нашёл – кто-то ставил здесь ловушку на зверей, но очень неумело. Кот куда-то исчез, потом появился с целой катушкой лески – Бомж не стал проводить дознание, где котяра добыл столь ценную вещь. Он довольно быстро натаскал мелкой рыбы – кот съел часть добычи, потом наловил ещё всякой мелочи, памятуя о ночных гостях, а потом ему попался вполне солидный окунь и ещё один, две крупных плотвички и Бомж решил больше не испытывать судьбу. Туман рассеялся, на реке появились лодки и его вполне могли побить, особенно, если это чьё-то «прикормленное» место. Чуть в стороне в речку впадал ручеёк и Бомж помылся в холодной воде и почти побежал за котом, согреваясь. Правда, вскоре сердце уже не забухало, а очень явственно заломило и пришлось отдохнуть, заодно закусив черникой, которой оказалось множество в болотце, по краю которого вилась тропа. Бомж решил доверить судьбу свою коту, которого почему-то хотелось назвать Барсиком. Кот охотно отозвался на это имя и муркнул что-то, а затем свернул в сторону на совсем уж незаметную тропочку и они вышли к краю посёлка. У входа в посёлок лес был украшен огромной помойкой. Такой свалки всякого мусора Бомж ещё не видел. Кот обошёл помойку, углубился в лес – совсем недалеко, на зелёной недавно поляне, валялись остатки человеческой незатейливой радости. Пустые бутылки, полиэтиленовые пакеты, пластиковая посуда с объедками и презервативы, развешанные по веточкам несчастных берёзок. Бомж нашёл три пустых полиэтиленовых пакета, набил их бутылками из-под водки и пива, подумав про себя – Сколько же они тут выпили? – и потащил добычу вслед за котом по тропочке, которая их вывела к задней двери маленького магазинчика. Продавщица уже открывала дверь. Оглядев Бомжа и сделав вывод, что он совершенно безобиден (а она тут всяких повидала) – женщина сказала:

-Поставь бутылки в ящики, да побыстрей – ты тут чужой, побьют, дохлый ты какой-то!

Она скрылась в глубине магазина, потом вышла уже в белом халатике, пересчитала бутылки, отдала Бомжу деньги и сказала:

- Давай, бери четвертинку и иди отсюда. Да побыстрей. Здесь у нас молодёжь таких, как ты забивает. Они к десяти приходят за водярой и с бейсбольными битами – как бомжа увидят, так и набрасываются все стаей – уж троих забили насмерть.

- Да мне не надо водки – сказал бомж, удивляясь сам себе – мне бы блокнотик и карандаш или фломастер, если хватит. И валерьянки пузырёк – сердце у меня больное.

Продавщица долго смотрела на Бомжа – странный он был, чистый, рубаха, хоть и мятая, а стиранная и водки не просит.

Она опять нырнула в глубину магазина и принесла старый блокнот, хороший фломастер и буханку помятого хлеба.

- Хлеб и блокнот всё равно списывать, а на фломастер тебе хватило и вот ещё два сырка – чуть порвались края – тоже брак, ты возьми, у меня крыс нету. Вот ещё десятка осталась, да погоди, я тебе куртку старую отдам и валерьянка у меня есть – сама не больно здоровая – куртка хоть и ношеная, а ничего, чистая. Женщина нырнула опять в магазин, быстро вернулась со старым крепким ватником и сказала:

-Иди отсюда, иди быстрей – вон уж народ показался, и позже 10 утра не приходи – я в девять открываю.

- Спасибо - тихо сказал Бомж и почти побежал по тропинке за котом.

До своего логова Бомж добрался довольно быстро. Поджарил рыбу на прутиках, заел черникой, накапал в подобранный на помойке пластиковый стаканчик валерьянки, нацедил воды сквозь сфагнум, выпил и уснул. Проснулся он от того, что кто-то рядом обнюхивает его схрон, в который он сложил сырки и хлеб. Открыв глаза, Бомж успел заметить только мелькнувший в кустах роскошный рыжий хвост. Одного сырка уже не было.

Откуда-то сверху шёл знакомый запах. Бомж посмотрел на развилку в ветвях осины и увидел свою чашку! Она снова была полна ароматным напитком и Бомж почувствовал себя почти счастливым. Пахло лесом, черникой, тишиной и кофе. Как и утром, после кофе ничего спиртного не хотелось. Он знал, что его сердце потихоньку умирает и потому спешил. Пока ещё не зашло солнце, Бомж аккуратно вырезал бритвой листок из старого блокнота и написал фломастером – Тайрин. Потом он повторил надпись старыми рунами, которыми ещё пользовались в Изначальном Мире. Сравнил с кириллицей. Нашёл что-то общее. Внизу приписал – уже кириллицей - Заповедный лес. Хотел добавить - Риан, но подумал, что вот его она может и не помнить. Потому, что прозевал кольцо. Потому, что не успел и примчался, когда она уже спала и душа её ушла. Он смутно чувствовал, что она простит, но обида может затаиться в её душе и не стал ничего больше писать. Потом он пошёл искать её любимые цветы. Ландыши уже отцвели, сирень не росла в лесу, зато он заметил кое-где бело-зелёные свечи ночной фиалки. Он нашёл поляну, по краям которой, как белое ожерелье стояли любки, а в центре фиолетовые ятрышники, их родичи, занимали почти всю поляну. Бомж аккуратно, чтобы не повредить луковиц, срезал несколько белых цветков. Потом нашёл место, где их было больше и срезал ещё немного. Фиолетовые ятрышники он вставил в центр букета и среди них поместил свёрнутую в свиток записку. Теперь можно было идти к дачному посёлку – темнело и, когда он придёт, наступит ночь, и женщины будут спать, а собака будет молчать – он теперь знал, как это сделать. Он положит букет на крыльцо – утром он будет так же свеж, как ночью. Потом уйдёт. Только бы сердце не подвело – ему надо перемахнуть через забор. Не рвать же сетку – судя по всему, денег у них немного.

Бомж сделал всё, как планировал и даже набрал бутылок – он решил не возвращаться в свою берлогу до утра. Как и вчера, он принёс бутылки к магазину, но отдав ему хлеба и сыра и от себя добавив кусок колбасы, продавщица сказала, что через два дня сюда приедут высокопоставленные гости из Москвы и лесничие, хоть и матерясь, должны устроить охоту на волков и лис. Ему тоже лучше уйти за железную дорогу – пьяные гости не особо разбираются в кого стрелять.

Бомж пошёл в лес через посёлок, мимо домика, где жила женщина, которой он отнёс цветы. Она сидела на крылечке, букет лежал у неё на коленях и она плакала. Слёзы капали на записку и буквы расплывались. Потом она подняла голову и посмотрела на Бомжа, а он натянул на лысую голову помойную белую кепочку и быстро ушёл в лес – он боялся, он не хотел, чтобы его видели таким – он только хотел напомнить о Заповедном лесе и назвать её настоящим именем.

Кот появился неведомо откуда, мявкнул и повёл его по боковой тропе, круто забиравшей в лес. Когда Бомж добрался до своего лежбища, он заметил, что жёлтых и зелёных глаз в кустах заметно прибавилось. Тогда он заговорил. Он говорил на древнем языке, который могли понять звери, хоть он и не был уверен, что поймут. Он сказал, что нужно уйти из окружения сейчас, перейти железную дорогу и переждать, пока оцепление снимут. Или найти место в лесу дальше, там за дорогой. Или даже за рекой, когда детёныши подрастут и река замёрзнет и её можно будет перейти. Но сейчас он проведёт их через флажки – эти флажки вообще ничего не значат, они только изображают огонь, а огня там нет. И звери пошли за ним. Впереди важно вышагивал кот, потом шли лисы, потом две стаи волков. Щенков поставили в середину, матёрые шли по краям и сзади стаи. Впереди шёл вожак и вожаком сейчас был Бомж. Когда они наткнулись на флажки – Бомж просто перерезал верёвку, и вся стая прошла по красным лоскуткам, оставив на них свои метки. Перед насыпью Бомж остановился – поездов не было видно, и он закричал:

-Быстро, за мной!

Маленьких волчат и лисят подхватили зубы родителей, кое-кого он запихнул себе за рубаху, не разбирая породы, и они перешли дорогу.

- Всё – сказал Бомж – вы свободны. А я должен вернуться. Моё время истекает. Прощайте, звери.

Никогда ещё не слышали в этих местах такого дружного волчьего воя днём. Звук взлетел к небу и внезапно оборвался. Звери уходили в лес, а грибники и сборщики ягод быстро и молча двигались к станции.

Бомж, возвращаясь, вновь связал верёвочки с флажками и улёгся на свою лежанку под корнями ели. Пришли коты – на них не то, что не охотились, просто их не могли найти. Коты улеглись на одеяло и под одеяло и Бомж заснул. Вечером он вновь набрал цветов, вновь написал записку – такую же, как вчера, только добавил – моё время истекло и подпись Риан. Вспомнит, не вспомнит – свой Мир она вспомнит, это главное. На крыльце белого домика уже не было цветов, но они смутно белели в свете луны в окне на втором этаже. Рядом с цветами он увидел женское лицо – едва различимая грустная улыбка. А на крыльце лежал свёрток. Он посмотрел на окно – оно было плотно зашторено. Взял свёрток, боясь его развернуть, но, добравшись до убежища, всё-таки развернул – там была чистая рубашка, пакет с бутербродами и маленький голубой плеер с наушниками. Бомж съел бутерброды, поделившись с котами, надел на лысую голову удобные наушники и включил плеер. Мелодия падения в лунный свет окутала его и он слушал и слушал, пока сердце не ударило так, как будто в него всадили кол. А потом всё исчезло. Только музыка еле слышно лилась из наушников.

[Аллор]

А отчео все же он умер? Или нет?

[convollar]

А отчео все же он умер? Или нет?

Аллор, с Новым годом! Еле влезла на форум, давно не была, пароль не принимают, умордовалась!
Умер Бомж от инфаркта. Он должен был умереть в больнице, просто Риан воспользовался первым попавшимся обречённым телом. Не очень удачно. Там окончание есть. Сейчас выложу.

[convollar]

Бомж. Часть II. По мосту времени.
Сначала была тьма и тишина. Ему было хорошо в этой бархатной, доброй тьме - не было тела, усталого и больного, не было боли – только мягкая, ласковая тьма. Потом откуда-то пришла музыка – очень далёкая и нежная, а потом громкая, пылающая мелодия – как поющий огонь. Потом он внезапно увидел – яркую оранжевую звезду – это она звучала рядом и множество далёких звёзд - они усеивали всё пространство и тихо пели. Он уже ходил по мосту времени и знал, что те, тихо поющие звёзды просто очень далеко от него, а оранжевое солнце совсем рядом. Обычно путь ему прокладывал Великий Маг Севера и по этому пути он мог вернуться домой. Сейчас он ушёл один, скрытно и мог надеяться только на себя. Нужно двигаться подальше от солнца и постараться выбраться , не попавшись в жадные лапы какой-нибудь планеты – она заберёт его силу, и тогда он уже не сможет прийти домой. Не то, чтобы планетам, особенно крупным нужна была сила одного мага – просто они так устроены. Он ещё раз взглянул на Землю – отсюда она ничем не отличалась от Изначального Мира, ну, если не считать кружившись вокруг каких-то железных обломков – И здесь помойку устроили- подумал Риан.
Потом откуда-то пришёл странный звук – он его услышал – мрям!
Он увидел крошечный светящийся клубок, который стал вытягиваться в лучик и почувствовал, что рядом с ним есть кто-то ещё.
- Барсик! – обрадовался Риан
Мррряяу – раздалось в ответ и ещё – ты что, идиот, по мосту не ходил? Иди уже! Риан ступил на лучик и звёзды исчезли, вокруг снова была тьма, и только сияющий луч нёс его и кота - теперь он знал – домой. В какой-то момент луч света, проткнул мягкую тьму, как нитка протыкает ткать и Риан вновь увидел оранжевое огромное солнце. Он инстинктивно закрыл глаза, а потом почувствовал сквозь веки мягкий свет. Так бывало всегда, он не удивился – непонятно было только, кто позаботился проложить для него обратный путь. Рядом с ним кто-то лежал – большой, мягкий и пушистый. Риан осторожно открыл глаза и увидел кота – или, вернее манула в шубе роскошного котищи. Зверь перевернулся га спину, стало видно крутобокое полосатое пузо и снежно –белая манишка у горлышка.
- Мррряу, - услышал он кота- погладил бы котика, право!
- Барсик, - сказал Риан и погладил пушистое пузо, почесал белую манишку и зверь потянулся всем телом, выпрямив передние и задние лапы в белых рукавичках и белых сапожках.
- Ну, что, нагулялся, странник? – раздался голос откуда -то из угла комнаты. Риан огляделся. Он лежал в своей комнате, вернее она была его комнатой, когда он жил в Северном замке. Чистый, здоровый и сильный, в своём теле, под тонким шелковистым одеялом. Окна были настежь раскрыты и, поскольку комната, помещалась на верхнем этаже башни, он видел только дальний лес и кусочек озера. В углу комнаты светился белым яростным пламенем сияющий столб и по нему бежали синие искры – искр было много, и Риан понял, что получит сейчас по полной программе. Но искры не слились в разряды, напротив, белое сиянья приняло человеческую форму, и минуту спустя в кресле у его ложа сидел Великий Северный Маг в человеческом облике.
- Зачем ты так, Великий? Тебе же неудобно в этом облике….
- Тренироваться надо, хоть иногда, а то совсем забудешь, что когда- то был человеком.
Риан ожидал чего угодно, но только не такого признания. Прошлое Великих уходил в столь давние времена и было окутано тайной – бывают такие тайны, которые хранят себя сами и вот эта была из разряда самосохраняющихся.
- Риан, я ведь рассказывал тебе и Хэлу, когда учил Вас, что только из людей могут со временем получится Маги и Великие Маги. Только Хэл меня слушал очень внимательно, а потом женился на эльфийке, хотя точно знал, что эльфы магами не могут быть, да и Иллис это знала. А ты меня тоже слушал очень внимательно, глаза у тебя были такие ясные, чистые, всё понимающие глаза, но на самом деле ты крепко спал, а в волосах твоих прекрасных кое-где запуталась рыбья чешуя. Теперь вот глазами хлопаешь – хорошо ещё рот не раскрыл. На вот, хлебни глоточек любимого напитка. Чашка кофе, знакомая по недавним приключениям в лесу, очутилась в руках Риана.
- Или ты теперь водочку предпочитаешь с утра?
- Риан поморщился и покраснел, было стыдно и противно вспоминать себя, воняющего перегаром, а главное – эта женщина, она ведь видела это человекообразное и даже 10 рублей ему дала. И чистую рубашку и бутерброды и голубенький плеер. Рубашка осталась на теле, бутерброды съедят лисы, а вот плеер, его было жаль невыносимо.
- Да здесь твой плеер,- сказал Великий, храни на здоровье – потом Тайрин покажешь, может быть она его вспомнит. У неё поначалу с памятью будет очень плохо.
- Я неудачно выбрал тело, Великий, спешил, от Тайрин вернулся её последний пёс и она слабеет. Просто слабеет и я хотел напомнить ей о её доме, настоящем доме и её Мире – она может просто не найти дорогу. Ниллорана иАшрет вообще занесло в мир-ловушку и они могли не выбраться оттуда. А у Ашрет ведь была память и Ниллоран шёл по её следам. Но они тоже чуть было не воплотились в чужих мирах, правда это были чистые миры с благополучной биологической цивилизацией, похожие на наш.
- Да, Селентина, пожалуй, подошла бы им, но родной дом – есть родной дом.
- Дом Тайрин – здесь.
- Но скажи мне, ученик мой нерадивый, хоть и талантливый – кто и когда говорил тебе, что при инициации Великого Мага у него отбирают душу? Или опять проспал на уроке? Неужели ты думал, что я поверю в то, что ты просто так два года на острове Лиайо сидел и слюни пускал? Ты ведь запустил поиск, разделил все континенты на маленькие территории и искал следы Тайрин, так? И нашёл, судя, по твоим последним приключениям. Но, опять же, я учил вас, что такое вхождение в тело, сердце которого остановилось, но мозг ещё жив, требует долгой подготовки и тщательного выбора объекта. А ты куда полез? В первый попавшийся полутруп.
- Она живёт там, рядом. Недалеко от больницы.
- Да нет, дело не только в этом, ты боялся, что я тебя вычислю и вытащу, и ты и пикнуть не успеешь!
- Ну, и это тоже.
- Вообще-то тебе полезно было побывать на дне человеческой жизни – опыт, можно сказать, бесценный – но посоветоваться с Наставником, это что, так трудно?
- Прости, Великий, ты мог не понять меня.
- Ладно – я скажу тебе, то, что уже говорил – только человек может стать Великим Магом, правды один из миллиарда, но их и приходят сюда единицы. Много ты видел здесь вернувшихся из Мира Выбора людей? Единицы – а их семь миллиардов. И не потому, что не могут найти дорогу, тут ты ошибаешься, а потому, что они эту дорогу не выбирают. Можно часами говорить о выборе людей, но они выбирают другие дороги. Но сейчас я тебе расскажу одну историю – и я хочу, чтобы ты понял, что у Великих есть душа и память. Хранить эту память больно – но мы её храним.
- Я тоже был человеком? И Хэл?
- Нет, вы сотворённые изначально. Мы все, строго говоря, сотворённые, потому, что то, первое тело, остаётся в мире, где мы родились. Но душа хранит память, иногда это очень больно, но постепенно становится воспоминанием, как не забытый сон. Но Великим Магом, способным творить миры и, например, таких, как ты и Хэл – можно только, сохранив память о человеческой жизни, прожитой когда-то, очень давно. Ты совершил невозможное – ты был человеком - немного, но был.
- В Великие я не и собираюсь. Можно совершенствоваться и в той области, которая мне доступна.
- Это смешно звучит, но твой нелепый поход – это кусочек прожитой человеческой жизни и, значит, шаг вперёд. Так ты будешь слушать мою историю или просто пойдёшь купаться?
- Сначала послушаю – мне так хорошо сейчас - потом нырну в озеро.
- Тогда слушай.

[Аллор]

Вот как...
У тебя такая ветвистая в хорошем смысле сага получается.
Надо будет еще раз все сразу перечитать.
С Наступившим тебя и всего славного!

[convollar]

Вот как...
У тебя такая ветвистая в хорошем смысле сага получается.
Надо будет еще раз все сразу перечитать.
С Наступившим тебя и всего славного!

Спасибо, Аллор! Давно тебя не видела нигде. Удачи тебе и вдохновения.
Сага у меня намного ветвистее, чем можно судить по "Бомжу". Это только одна часть. Всё вместе называется "Мир за ручьём" и туда столько уже написано, что и самой страшно. Всё целиком выложено на ЗФ, да ты там редкий гость. В разделе "наша проза" Если ты не против, я "Бомжа доложу целиком" - он и отдельно может существовать, но он тоже...10 страниц форума. Меня прорвало, что ли - сама не пойму.