Урук-намэ, байки древних орков Опции

[Гаэрлин]

От составителя.

Так сложилось, что в наше время своего рода эталонами юмора считаются эльфийский - весьма тонкий, требующий для восприятия некоторых познаний, и хоббитанский - задорный, бесшабашный, и, чего уж тут, гораздо более близкий и понятный нам, людям. Эти два способа выражать свои мысли смешно имеют огромное количество поклонников и подражателей, иногда талантливых, иногда не очень. В любом случае, общепризнанно, что равных им нет.
Увы, не соглашусь.
В юности мне довелось быть десятником крепостной стражи Изенгарда. Сейчас, тридцать лет спустя со времени гибели Сарумана, это можно оценивать как угодно, но я не имею обыкновения жалеть о том, что уже свершилось. Чего уже не изменить.
Само собой, в Изенгарде у меня имелось множество шансов пообщаться с орками. С тех самых времён я и влюбился в орочье народное творчество. Обычно про него говорят не иначе, как о "попытке неотёсанных орков пересказать какую-то историю, пользуясь понятными для себя понятиями". По моему скромному мнению тот, кто первый изрёк данную сентенцию, был абсолютно бесчувственной личностью, напрочь лишённой способности смеяться. Орки понимают всё не хуже нас с вами. Они просто издеваются. Издеваются над персонажами выдуманных историй. Издеваются над историческими и даже легендарными личностями, не разделяя на своих и чужих. Издеваются, в конце концов, над слушателем, у которого к концу вечерних посиделок жутко болят скулы от непрерывного хохота. О, это самая жестокая пытка орков, которую я только видел!
Многое, конечно, зависит и от рассказчика. Сотник Шакхур*, со слов которого я записывал эти истории, рассказывал их с такой энергией, с таким талантом, что рисуемые им (откровенно бредовые) картины сами вставали перед глазами благодарных слушателей.
Не уверен, что смогу так же, но попытаюсь.
Ульварт Гаэрлин, Умбар, 30 августа 31 года IV эпохи.

-------------------------------------------------------------------------------
прим.авт.
*Данное имя к режиссёру Шакурову отношения не имеет (даром, что ударение на первый слог), а означает что-то вроде "вождь народа". Кстати, на старославянский это можно перевести как "Владимир".

[Шум]

Здорово написано, только Курумо ушел из Хэлгора, а не Аст Ахе..

[Гаэрлин]

После того, как Курумо ушёл из Хэлгора, Мелькор сбагрил всех орков в Аст Ахэ, имевшее тогда статус мелкой сторожевой крепостицы. Иначе откуда берётся "и сослал он Гортхауэра в Аст Ахэ орков учить" в ЧКА (текст недостоверен ) ?

[Гаэрлин]

О долготерпении бубхош-гуула Намо, которого не было

Ай-ну-их-всех-отсюда-вон-линде

Когда Хаитала очнулся, ему сначала подумалось: а какого, собственно, гхаша, он спал на жёстком каменном полу? Голова, вроде бы, не болела, да и других признаков похмелья не наблюдалось...
Потом вспомнились перекошенные рожи гуулов. А следом - и все остальные события. Так вот он какой, Чертог Предков...
Хаитала открыл глаза и приподнялся на локтях. Возле него сидели, обнявшись, двое. Его старые знакомые. Как будто и не было ничего. Гимбха лучился счастьем и улыбался во все двадцать четыре зуба (орочья норма), отчего вид у него был немного придурковатый. Рядом, положив голову на плечо жениха, сидела Оленёнок. Увидев, что Хаитала очнулся, она обернулась и крикнула вглубь зала:
-Ещё одну кружку налейте, вождь прибыл!
Хаитала даже умилился:
-Вот оно, счастье! Не опасался бы, что Гимбха свою доску со струнами мне об голову обломает, обязательно бы отбил! Спасибо, Оленёнок.
-Уже не Оленёнок, а Нуут-Улима, - сообщил Гимбха, - А доску, чтобы тебе об голову обломать, я и не трогая гуулси найду.
Хаитала удивился:
-Уже имя дали? Ай, Гимбха, ай, стервец, и когда только успел? (ну, вы помните, когда женщинам урук давали имена...)
-Любимый, - чудным голоском пропела Нуут-Улима, - Пойдёшь за доской, прихвати там и вторую. Мне тоже надо.
-Имя ей за заслуги дали, - раздался из-за спины голос Грышнагха.
-Ага, - улыбнулась девушка, - Когда гуулы в болото кинули, я там за бочонок гхоша ухватилась. Так с ним и перенеслась.
-И за это тоже, - рассмеялся Грышнагх, - Просто раньше здесь старейшины наши в темноте сидели. А она, как сюда попала, по сему поводу такой скандал закатила... Старейшины, уж на что опытные, и то пару новых слов услышали. Ну, гуулы терпели-терпели, а потом решили, что проще свет дать, чем это дальше слушать.
Неожиданно Гимбха подскочил и хлопнул себя по лбу:
-Курумо же что-то такое говорил, что у нашего племени талант есть - гуулов до белого каления доводить! Может, устроим им весёлую жизнь?
-А зачем?
-Э-э-э... А зачем они нас поубивали всех?
-И то верно!
Спросили урук благословения у своих Старейшин на такое дело. Старейшины, давясь от злорадного смеха, благословили их. И стали урук выжидать момент.
Как раз прибыла в соседний зал группа албаев. Были они тогда ещё совсем юными и страха смерти не ведали, потому и переселение своё в Чертоги восприняли спокойно. И даже песни петь стали.
Услышав из-за стены звуки музыки, Гимбха кивнул кузнецу Кувалде. Тот взял свой молот и ударил со всей силы по стене. Музыка оборвалась.
-Вот ведь бестолковый вы народ! - на ломаном албайском заорал Гимбха, - Это что, песня?! Что за сопли?! Цветочки, видите-ли, птички!
-Попса! - добавил Кувалда, имея ввиду то место, откуда, по его мнению, могла исходить такая музыка.
-Слушайте нормальную песню, балбесы! - крикнул Гимбха и, от души врезав по струнам гуулси, запел:

Как на Лаан-Гэлломэ вынесли уруки
Шесть бочонков гхоша и закуски два мешка.
Цветочки посрывали чьи-то руки-крюки.
Пели и плясали все, пьяные слегка.

Припев подхватила сотня лужёных глоток:

Выпьем, братцы, гхоша!
Мясом зажуём!
Потом нам станет худо,
Но это уж потом!

Возмущённые албайские вопли потонули в дружном рёве урук. Гимбха допел эту песню - и сразу начал ещё одну, потом ещё и ещё... Ни помереть от перенапряжения, ни даже просто голос посадить уруки, будучи уже покойниками, не могли, а песен Гимбха знал превеликое множество, так что урукский ор не утихал ни на секунду.
Албаи за стеной пытались что-то кричать, ругались страшно - увы, толку это никакого не приносило. Потом недовольные крики стихли и раздавался только мерный звук, какой могла бы издавать албайская голова, бьющаяся об стену.
На второй день пения, прерываемого только затем, чтобы наполнить чаши и со смаком выпить, в дверь (которая, как определил Кувалда, была закрыта снаружи на семь засовов) постучали и раздался голос, подобный раскатам грома:
-Прекратите немедленно, искажённые!
-Сам дурак! - отозвался Гимбха, - Обзываться он ещё будет! Сам-то ты кто?
-Я - великий вала из Аратар, и имя моё - Намо Мандос!
-Опаньки! - радостно воскликнул Гимбха, - Мне же про тебя Учитель рассказывал! А ожиданий Учителя я обмануть не могу. Ребята! Запе-евай!!!
Бубхош-гуул Намо хотел ещё что-то сказать, но урук его не слушали и продолжали горланить песни.
Намо приходил ещё четыре раза, угрожал, ругался, колотил в дверь чем ни попадя - всё тщетно. В пятый раз стук в дверь был тихим и вежливым. Урук заинтересовано умолкли. А из-за двери раздался знакомый голос на их языке:
-Привет, ученички! Как вы там?
-Замечательно, Учитель! - отозвался Гимбха, - Гхош пьём, песни поём. Нуут-Улима рядом. В общем, счастье!
-Кто-кто рядом?
-Нуут-Улима. Ты её как Оленёнка знаешь.
-Понятно. Рад за тебя. Только давайте чуть-чуть потише, а?
-Учитель, - Гимбха смутился, - А как же Намо достать?
Курумо в сердцах ударил по двери ногой:
-Да будь проклят тот час, когда я тебе это сказал! Знаешь, что из-за этого у нас наверху творится? Все как озверели, Манве уже начал смертные приговоры один за другим писать, Тулкас пинает всё, что ни попадя... - гуул помолчал, - И кого ни попадя тоже пинает... Сидеть уже не могу...
-Ну, только если ради тебя... - начал было Гимбха и тут же спохватился, - Хотя, иди-ка ты на фиг, Учитель! Ты же сам говорил, что через это дело в Подлунный Край вернуться можно.
Курумо со стоном схватлся за голову и вторично проклял тот самый час, да ещё в таких выражениях, что даже урук покраснели.
-Эй, Учитель! У нас же тут женщины!
Долго ещё издевались урук над всеми жителями Гуулинора. Далеко разносились их голоса.
Пока, наконец, не пришли к бубхош-гуулу Манве Намо и Курумо. Сказали они:
-Вот список. В нём написаны имена зачинщиков всего этого безобразия.
-И? - поинтересовался Манве. У него безумно болела голова.
-Брат, - Намо был готов разрыдаться, - Позволь, я верну их в Эндоре. Старейшины и большинство снаг всё равно туда не хотят, почитая свой зал счастливым местом. А эти, видишь ли, считают, что их долг - быть со своим народом.
Манве просмотрел список:
"Хаитала! Лидер искажённых.
Гимбха!!!!! кабзец мирозданию музыкант
Нуут-Улима. Музыканта одного не отпустит.
Кувалда. Своим молотом уже достал!!!
Грышнагх. Громко и неприлично ругается.
Уфтхагх. Ругается громче и неприличнее Грышнагха.
Шаргхат и его бойцы (20 шт.). Хор."
Крепко задумался повелитель западных гуулов. С одной стороны, Песнь, Замысел. Как же так, возвращать однажды умерших в Смертные Земли? Впрочем, а были ли хоть в Песне, хоть в Замысле урук? На них ведь и правил нету.
Западный ветер донёс до Таникветиль звон струн и слова:
-Йо-хо-хо! И бочонок гхоша!!!
Манве поёжился и размашисто расписался под списком.
-Отпускайте. И если снова сюда попадут - гнать их в шею, сразу, немедленно! Обратно в Эндорэ!

* * *
Так и появились Великие Древние Урук, или иначе - бессмертные, Аркуу-Матуурз.