Вторая мировая война. Молоденький эсэсовец направляет автомат на молодого поляка, уже готов спустить курок, но тут раздается глас небесный «Не трогай его! Он будет Папой Римским!». Немец падает на колени и вопрошает «Господи, а я?» и получает ответ «А ты будешь Папой после него.»
«…Гвидоберто не оставалось ничего другого, как изучить голландский язык, что он и сделал в те короткие промежутки времени, которые могильный столбик иногда оставлял ему.
На следующий год профессор Гвидоберто вынужден был — все так же урывками — освоить шведский, финский, португальский и японский языки. К этим национальностям принадлежали иностранные студенты, захваченные этрусской проблемой.
В течение следующих быстро промелькнувших пяти лет профессор Гвидоберто изучил арабский, русский и чешский языки, а также дюжину наречий и диалектов стран Азии и Африки. Потому что в Перуджу приезжали студенты со всей планеты и в городе можно было услышать языки всех стран мира.
Неудивительно, что однажды какой-то иранец сказал другому (это были туристы, а не студенты):
— Как на строительстве Вавилонской башни!
— Ошибаетесь! — тут же отозвался профессор Гвидоберто, который проходил мимо и услышал эту реплику. — Перуджа — полная противоположность Вавилонской башне. Там произошло смешение языков, и люди перестали понимать друг друга. Сюда же приезжают со всех концов света и прекрасно понимают друг друга. — Иранские туристы, услышав от итальянца без единой
ошибки монолог на их родном языке, пошли за Гвидоберто в этрусско-романский музей, позволили объяснить себе, что такое «чиппо», и очень быстро согласились, что этрусский язык — самая замечательная загадка во всей вселенной.»
Джанни Родари, «Гвидоберто и этруски»(c)
«В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым голосом позвала Пашечку. Уже лет десять прошло с тех пор, как ушёл от нее муж, Пашечкин отец, красавец, певун, гулёна, бабник, любитель выпить и закусить. Мать слегла. Врачи определили полиомиелит, потерю памяти, тахикардию с перемежающейся экстрасистолой, хронический гастрит, чесотку и энцефалопатический синдром.
— Сходи к бабушке, дочка, — прошептала мать. — Отнеси ей пирожков. Пусть порадуется. Недолго уж ей осталось…
Мать хитрила. Она сама чувствовала приближение рокового конца и хотела отослать дочь подальше…
Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по инвалидности работала уборщицей в театре оперы и балета. Как-то, заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркестровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы. С тех пор уже не вставала.
Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции фирмы «Гедеон Рихтер». Бабушка радовалась, счастливо улыбалась, ничего не видя и не слыша, и только выбивала жёлтой пяткой мелодию вальса «Амурские волны».
Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на костыли, вышла из дому.
Все называли её Красной Пашечкой из-за нездорового румянца, который был у нее с детства. Она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты. И ходила поэтому с трудом.
На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший в лесу хирург, золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно. У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось считанные минуты.
Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась.
— К бабушке? — тихо спросил Волк.
— К ней.
— Поздно, — сказал Волк и, привалившись к берёзе, дал дуба.
Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени.
Она приказала ему долго жить.»
(с)Александр Иванов
И даже маленький зверёк,
Готов, что скоро Рагнарёк.
14 февраля, день св. В. он же день В.В. это профессиональный праздник, к которому я нынче не имею никакого отношения. Увы. Но поздравляю тех кто таки да. Будьте счастливы!
«Как-то раз из института возвращался я домой.
Вижу, стройная фигурка идёт прямо предо мной.
Впереди асфальт дымится по весенней мостовой.
Я иду за ней любуюсь стройных ножек красотой.
Вот в метро остановилась, повернулась. Боже мой!
Лик её сравниться может только с атомной войной!
Тут ко мне идёт спасенье, голубой летит экспресс,
От неё я боком, боком и в другой вагон залез.
Повернулся — что за диво. Рядом девушка сидит
И огромными глазами прямо мне в глаза глядит,
Что за глазки, что за губки — ни сказать, ни описать!
Раскрасавица девица — хоть сейчас портрет писать.
Из метро народ выходит, за девчонкой я иду,
Рассуждаю: что за дело — подойду, заговорю.
Только на ноги я глянул — хошь, не хошь заголосишь,
Закричал девчонке: «Дура! Погляди на чём стоишь!»
Я с досады плюнул в урну и в троллейбус захожу,
У окна я сел, как барин — на девчонок не гляжу!
Тут красавица заходит — лебедь белая плывёт,
Вам смешно, а мне не очень — вдруг опять не повезёт!
Я смотрел и так, и этак — всё боялся прогадать,
Как бы вновь чего не вышло, надо ж всё предугадать.
Всё на месте, всё при деле — и фигурка и лицо.
Посмотрел я ей на руку — ну а там блестит кольцо.»(с)
